Харло обслуживал противоположную сторону улицы. Когда поравнялся со мной, нажал на педаль тормоза, остановив «Понтиак».
Пенни и я пересекли улицу. Подошли к автомобилю со стороны пассажирского сиденья.
– Доброе утро, Одд, – поздоровался Харло. – Как ты себя чувствуешь в этот прекрасный день?
– Не очень, – ответил я. – Я печален. Сбит с толку.
Он нахмурился, на лице его читалась озабоченность.
– Что-то не так. Я могу что-нибудь сделать?
– Ты уже кое-что сделал.
Отпустив руку Пенни, я перегнулся через пассажирское сиденье, заглушил двигатель, вытащил ключ из замка зажигания.
Харло попытался выхватить ключи из моей руки, но промахнулся.
– Эй, Одд, мне не до шуток. Времени, знаешь ли, в обрез.
Я никогда не слышал голоса Пенни, но на молчаливом языке души она, должно быть, заговорила со мной в этот момент.
И я передал Харло Ландерсону самую суть того, что открыла мне девочка.
– У тебя в кармане ее кровь.
У невинного человека эти слова вызвали бы изумление. Харло же вытаращился на меня, и его совиные глаза наполнил страх.
– В ту ночь ты взял с собой три маленьких квадратика белого фетра.
Сжимая одной рукой руль, Харло отвернулся от меня к ветровому стеклу, словно хотел усилием воли сдвинуть «Понтиак» с места.
– Попользовавшись девочкой, ты собрал квадратиками фетра часть ее девственной крови.
Харло затрясло. Он покраснел, возможно, от стыда.
От душевной боли я осип.
– Они высохли и стали твердыми, темными и хрупкими, как крекер.
Теперь по телу Харло прокатывались судороги.
– Один квадратик ты постоянно носишь с собой, – мой голос дрожал от эмоций. – Тебе нравится нюхать его. Господи, Харло, иногда ты зажимаешь его зубами. И откусываешь кусочек.
Он распахнул водительскую дверцу и выскочил из машины.
Я – не слуга закона. Не хранитель справедливости. И не мститель. Я действительно не знаю, кто я и почему я не такой, как все.
В такие моменты, однако, я не могу заставить себя стоять столбом. Какое-то безумие находит на меня, и я более не могу не делать того, что следует сделать. С тем же успехом я мог бы пожелать, чтобы катящийся в тартарары мир начал жить по десяти заповедям.
Когда Харло выскочил из «Понтиака», я посмотрел на Пенни Каллисто и увидел синюю полосу на шее, которой не было, когда я впервые увидел ее. Глубина, на которую веревка врезалась в ее плоть, показывала, с какой яростью он ее душил.