Вечером, по пути домой, я снова остановился на перекрестке. Мне вовсе не хотелось дарить безногому телефон, тем более что я не чувствовал себя перед ним в долгу. На остановке никого не было. Я растерялся: где искать бомжа я не знал, равно как не имел никакого желания расспрашивать об этом местную публику. Кроме того, я, как оказалось, весьма смутно представлял себе, что буду делать, если все-таки его отыщу. При одной мысли об этом меня охватывала брезгливость. Ударить калеку я безусловно не смог бы ни по этическим, ни по гигиеническим соображениям, вести же с ним душеспасительные беседы было бы и смешно, и глупо.
Ни на что, толком не рассчитывая, я пошел по шоссе вперед, туда, где за придорожной канавой расстилался большой заболоченный пустырь: остатки какого-то навеки замороженного промышленного строительства. Метров через пятьдесят мне встретилась глубокая борозда, уходящая в сторону от дороги. Обрамлявший стройку кювет в этом месте совсем обмелел, и я перебрался через него даже не замочив ботинок.
Не знаю, какое именно чувство погнало меня туда, но сделав несколько шагов по густой глинистой грязи, я вдруг заметил блестящий предмет, втоптанный в землю у самого края тропы. Предмет был втоптан в грунт и сильно перепачкан, и все же я без труда узнал в нем верхнюю половинку своего телефона. Еще через несколько секунд я разглядел и его нового обладателя. Бомж лежал лицом вниз совсем неподалеку от тропы. Обе его палки валялись рядом, одну из них он все еще сжимал в руке, в другой руке была зажата вторая половина моей сотовой трубки.
Поза бомжа была странной и неестественной. С того места, где я стоял, неясно было, пьян он, болен или просто спит. Но стоило мне приблизиться, как все стало на свои места. Бомж был мертв. Мертв давно, возможно еще с утра. Он не умер от простуды, разрыва сердца или какой-нибудь зловредной заразы, которую при его образе жизни так легко подцепить. Его убили, и испачканный кровью рваный тулуп с большой дырой на спине красноречиво свидетельствовал об этом.
Первым моим желанием было немедленно развернуться, сесть в машину и ехать домой с максимально возможной скоростью. Меня отнюдь не прельщала перспектива проходить свидетелем по делу о насильственной смерти. Потом мне пришло в голову, что обломки моего телефона – слишком сильная улика, чтобы не привлечь внимание следствия. Скрывшись с места преступления, я могу ненароком оказаться не просто свидетелем, а подозреваемым, как не нелепо подозревать такого человека как я в убийстве заморенного нищего.