– А теперь как?
– Теперь мне ваш Давид нравится куда больше, – ответил гонфалоньер. – Вы вдохнули в него жизнь.
Тогда Микеланджело усмехнулся и молча спустился с лесов.[71]
И в самой статуе чувствуется это молчаливое презренье. «Давид» – это бурная сила в миг покоя. Он исполнен высокомерной грусти. Ему тесно в стенах музея. Ему нужен простор, вольный воздух, нужна ярко освещенная площадь, как говорил Микеланджело[72].
Двадцать пятого января 1504 г. коллегия из художников, в которую вошли Филиппино Липпи, Ботичелли, Перуджино и Леонардо да Винчи собралась, чтобы определить наиболее подходящее место для статуи. По просьбе Микеланджело решено было установить «Давида» перед дворцом синьории[73]. Перемещение мраморной громады поручили соборным архитекторам. Вечером 14 мая, выломав часть стены над дверями дощатого сарая, где стояла статуя, гиганта извлекли наружу. В ту же ночь городская чернь забросала «Давида» камнями, намереваясь, очевидно, разбить статую. Ее пришлось усиленно охранять. Подвешенная на канатах в предохранение от толчков, статуя, слегка покачиваясь, медленно подвигалась вперед. Потребовалось целых четыре дня, чтобы передвинуть ее от собора к палаццо Веккио. В полдень 18 мая она была, наконец, водворена на место. По ночам «Давида» продолжали охранять, но, несмотря на принятые меры, как-то вечером его опять забросали камнями[74].
Таков был народ Флоренции, который иногда ставят в пример нашему[75].
* * *
В 1504 г. флорентийская синьория вызвала Микеланджело и Леонардо да Винчи на единоборство.
Они недолюбливали друг друга. Одиночество, казалось бы, должно было их сблизить. Но если они чувствовали себя далекими всем остальным людям, то еще более далеки они были друг другу. Особенно одинок был Леонардо. Ему было тогда пятьдесят два года – на двадцать три года больше, чем Микеланджело. Тридцати лет он покинул Флоренцию – его мягкой, несколько даже застенчивой натуре и ясному скептическому уму, ничем не скованному и все понимающему, были невыносимы кипевшие там страсти. Всеобъемлющий гений, человек столь же независимый, сколь и одинокий, он был так далек от родины, от религии, от всего мира, что чувствовал себя хорошо только в обществе тиранов, как и он сам, свободных духом. Вынужденный в 1499 г., после падения своего покровителя Лодовико Моро, оставить Милан, Леонардо в 1502 г. поступает на службу к Цезарю Борджа, а в 1503 г. конец политической карьеры Борджа приводит его вновь во Флоренцию. Здесь одной своей иронической улыбкой он доводит до бешенства угрюмого, легко воспламенявшегося Микеланджело. Отдаваясь безраздельно своим страстям и своей вере, Микеланджело ненавидел противников своих страстей и своей веры, но еще сильнее ненавидел он тех, кто был чужд всяких страстей и лишен всякой веры. Все, что было великого в Леонардо, вызывало у Микеланджело острую неприязнь, и он не упускал случая ее выказать.