– Мы никогда не уйдем, – прошептал Лестер. – Никогда. Да и куда идти? И зачем?
– Я боюсь, – говорила Аннунсиата, – боюсь, я боюсь жизни без жизни, скуки и одиночества, одиночества, невыносимого одиночества. Я – ничто, пришедшая из ничего, идущая в никуда. И сама я – ничто, ничто и ничто. Ничто теперь, ничто всегда. «Безвидна и пуста, безвидна и пуста, и тьма над бездной»[2]. Но теперь… я должна составить распорядок встреч для мистера Гелиоса. И Уэрнер заперт в изоляторе номер два.
– Аннунсиата, ты можешь найти в архивах чертежи цилиндра, в котором находишься, и показать их мне? – спросил Девкалион.
Лицо исчезло с экрана, на его месте появилась схема цилиндра со всеми промаркированными проводами и трубками. Одна из них, согласно маркировке, снабжала ткани мозга кислородом.
– Могу я вновь увидеть тебя, Аннунсиата?
Прекрасное лицо вновь заполнило экран.
– Я знаю, ты не можешь сделать это сама, поэтому сделаю это за тебя. И я знаю, что ты не можешь попросить меня об избавлении от такой жизни.
– Я горжусь, горжусь, горжусь тем, что служу мистеру Гелиосу. Я не закончила одно дело.
– Нет. Больше тебе делать нечего, Аннунсиата. Тебе остается только принять… свободу.
Аннунсиата закрыла глаза.
– Хорошо. Все уже сделано.
– А теперь я хочу, чтобы ты задействовала воображение, о котором упоминала. Представь себе то, что тебе хотелось бы больше всего, больше, чем желание иметь ноги и руки, обонять и осязать.
Виртуальное лицо открыло рот, но не заговорило.
– Представь себе, что о тебе наверняка знают, как знают о каждом воробье, что тебя наверняка любят, как любят каждого воробья. Представь себе, что ты больше, чем ничто. Зло создало тебя, но в тебе зла столько же, что и в еще не родившемся ребенке. Если ты хочешь, если ищешь, если надеешься, кто посмеет сказать, что твои надежды не могут осуществиться?
– Представь себе… – как завороженный, повторил Лестер.
После короткой заминки Девкалион вытащил подающую кислород трубку из цилиндра. Боли она почувствовать не могла. Сознание медленно уходило, Аннунсиата соскальзывала из бодрствования в сон, из сна – в смерть.
Прекрасное лицо на экране начало блекнуть.