МЕЖДУ СЛАВИСТИКОЙ И ИУДАИКОЙ. Книга промежуточных итогов - страница 13

Мы продолжали видеться с Ефросиньей Фоминичной до самого конца. Днем 1 декабря 2010 г., поработав в университетской библиотеке и заглянув на кафедру, она попрощалась с присутствующими и сообщила, что отправляется к родственникам в Шебекино. После этого ее никто не видел, и никому не приходило в голову беспокоиться по поводу ее отсутствия. Но несколько дней спустя ее телефон молчал, а когда коллеги, все же заподозрив неладное, наведались к ней домой, в двери они обнаружили телеграмму от родни, встревоженной тем, что гостья не прибыла…

Обо всем дальнейшем Ефросинья Фоминична, к счастью, не узнала, удостоившись высшей награды ученого – легкой смерти за рабочим столом, в окружении рукописей и книг. Здесь античный афоризм о кончине филолога за работой как нельзя более уместен. Стоя у закрытого гроба в зале крематория, мы слушали о. Виктора Маринчака, который провожал ее последним словом, хотя церковного отпевания не было. «Всю жизнь она работала над собой», – говорил оратор, – «и умерла в доброй старости, насытившись годами, как библейские патриархи». Ученики разного возраста, пришедшие с ней проститься, воплощали цепочку поколений, подтверждая правильность выбора, сделанного когда-то Асей Широкорад. Пусть нет больше маленькой квартиры, от обширной библиотеки остались лишь перевезенные на кафедру словари, а прах ее покоится в Белгородской области, в городке Шебекино, – с нами всегда будет чудо встречи и радость неторопливого общения с учителем о самых важных вещах в жизни.

Как писал У. Оден, «время… поклоняется языку и прощает тех, кем он жив…». И верно, достаточно взглянуть на одну из ее последних фотографий. Здесь она все еще среди нас, лишь на мгновение остановленная объективом фотографа, но глаза уже прозревают иное, и весь ее облик устремлен куда-то за грань неведомого…

Тема научно-исследовательской работы в семинаре Е. Ф. Широкорад вначале была сформулирована как «Противопоставление „свой“ – „чужой“ в истории русского языка». Обсуждая лексическое наполнение этой оппозиции, мы с научным руководителем вспомнили о «чуде», как одной из номинаций в ряду чужого, чуждого, и постепенно стало ясно, что смысловой центр всей проблематики состоит именно в изучении «чуда». И вот тогда было решено направить усилия на описание «Чуда» как концепта восточнославянской книжной культуры.