– Здорово, отец Афанасий, – за руку здороваюсь. Он молодой еще, лет на семь меня старше, может.
– Здорово, Димыч, – говорит. – Как сам?
– Да помаленьку, ты как, отец?
– Милостью божией… – ну как по уставу отвечает. В армии свой устав, там «Так точно» и «Разводящий ко мне, остальные на месте», а у них свой устав – «Божией милостью» и «Пути господни неисповедимы».
– Библию читаете? – как бы надо ведь разговор поддерживать, вот и спросил.
– Да. Я недавно перепутал Иону с Иовом, вот перечту, думаю, – и пальцами книгу погладил. – Стыдно стало… нехорошо.
Ну и проблемы, думаю, Иова, Иона, у нас вон на работе перепутаешь че – колесо отвалится, реальные проблемы.
Попрощался, на работу вернулся, вижу: владелец шиномонтажки Валя (Валентин Андреич) на свой калдине приехал. Че ему надо, думаю, а вон он с Палычем газету читает, плюется. Он, Валя, на бульдога похож: когда говорит, плюется, и голова квадратная, Палыч за глаза его как-то зовет… Бурчеев, что ли, а Валя сам квадратный, и еще в такой черной рубахе всегда с короткими рукавами, как деревянный, но самое смешное, это что он на шее флешку носит, и когда говорит, плюется, и флешка на шее болтается, трясется. Поорет, потом в калдину свою сядет и уедет.
Одно слово – клоун!
Ээээ, да, обсуждают чего-то, я у входа стою, курю. Он уходит, я так ему бодро:
– Здрассьте, Валентин Андреич!
Мотнул головой, буркнул что-то, хрен с ним, бульдог старый. Сел в калдину, укатился.
Я Палычу говорю:
– Че приходил-то?
– В газете шиномонтажку нашу об… ругали, помнишь, на той неделе мы козла одного на тойоте послали?
– Ну.
– Вот он и накатал в газетку, урод, журналюга.
– Че, давай, я телефон пробью, решим проблему.
Я проблемы решать умею.
– Не, – Палыч кепку берет. – Неохота. Пошли по домам.
Попрощались, иду домой. Неохота – и неохота, мне тоже лениво. Лениво, да и тупо день прошел. Ничего и не взял себе сегодня, хоть бы сигарет стрельнул у того мужика, который утром приезжал. Ничего не нажил – день прошел даром, так я считаю.
Подхожу уже к соседнему двору, вижу, пацан какой-то прилизанный на лавочке горюет, рубашечка белая, часы наручные ничего так, бабу ждал – букетик мнет в руке. Я подсел на лавку, говорю:
– Че, закурить есть?
Молча мне дал сигаретку, я закурил, ему киваю:
– Че, не пришла?
Тоже молча башкой качает. Я хмыкаю, потом ему так спокойно: