– Не смей, – предупредила я Егорова, – мы ему памятник должны поставить, а ты за оружие хватаешься.
Пашка улыбнулся и нырнул под одеяло. Я фыркнула. Степан продолжал орать.
– Ну и ну, – вынырнув из-под одеяла, Егоров покачал головой, – может, он жрать хочет?
– А он что, мышей не ловит?
– Да фиг его знает, по-моему, перебивается случайными подачками.
– Весь в хозяина.
Егоров лег на спину, согнул руки в кистях, мяукнул и попросил:
– Почеши мне пузо.
– Паш, тебе сколько лет?
– Двадцать девять.
– А мне знаешь сколько?
Пашка перевернулся на бок, подложив под голову ладонь. Луна светила ровным светом, глаза у Пашки хитро блестели.
– Конечно, знаю. Мы с тобой в одной школе учились, я в первом классе, а ты в седьмом. Стало быть, тебе сейчас, – он сделал вид, что задумался, прикидывая мой возраст, – тридцать пять или тридцать шесть. Но ты совсем не изменилась. Я все ждал, когда ты постареешь и я перестану сходить по тебе с ума.
– А ты сходил?
– А то ты не видела.
– Я не видела.
– Да, конечно, она не видела. Еще и дразнила меня.
– Я?
– Ты, ты. Помню, после десятого класса ты на каникулах тут торчала, а я с чердака смотрел, как ты в летнем душе моешься. Мне с чердака видна была только твоя обалденная грудь, я высунулся, чтобы пониже талии тебя разглядеть, не удержался и свалился в крапиву.
– Точно, помню что-то такое, потом баба Вера гоняла тебя вокруг дома этой самой крапивой, а ты припадал на одну ногу и прятался от нее, – со смехом вспомнила я.
– А когда ты поступила в институт, помнишь, я тебя из шланга окатил, ты в сарафане мокром стоишь, все просвечивает, я уставился, стою столбом, а ты в меня зеленым помидором запустила и в глаз попала. Тебе влетело от деда, а я с фингалом две недели дома сидел.
Павел подтянулся, просунул ладонь мне под голову и стал целовать по очереди глаза, брови, щеки, нос… Когда дело дошло до губ, я уже обнимала его и прижималась к нему всем телом.
– И этим летом дразнила меня, – упрекнул Егоров.
– Это как же я тебя дразнила?
– Выходила на крыльцо в каких-то ленточках и лоскутках.
Я прыснула:
– Ты видел меня?
– Конечно. Это же мое главное развлечение – подглядывать за тобой.
И мы опять принялись целоваться.
А на следующий день Егоров привез мне щенка. Это был французский бульдог, и мы с Пашкой стали спорить, как его назвать. Егоров хотел, чтобы щенка звали Рой. Я настаивала на Бильбо: