Малина собралась продавать ресторан.
Всякий раз, когда дела начинали идти плохо, она заводила разговор о продаже заведения, которое держалось на плаву только благодаря свадьбам, похоронам и бандитам.
Бандитам нравилось здесь отдыхать по вечерам: Чудов стоял на отшибе, на острове, единственный мост можно было без труда держать под контролем. А если милиция блокировала мост, бандиты уходили по воде – на моторках, которые держали в разных уголках острова.
Бронзовая скульптура острорылой сидящей собаки, благодаря которой столовая № 1 и была прозвана «Собакой Павлова», считалась у бандитов талисманом: собираясь на дело, каждый трогал собачий нос – на счастье. В полутьме этот отполированный нос сиял золотом.
Бандиты щедро платили по счетам и следили за тем, чтобы в ресторане все было в порядке и всего было вдоволь. Благодаря этим парням и их подружкам шесть гостиничных номеров над рестораном никогда не пустовали.
Но как только удача отворачивалась от бандитов, дела Малины приходили в упадок. Свадьбы и похороны случались нечасто, по вечерам ресторан пустовал – чудовцы не привыкли ужинать и выпивать под чужой крышей, и углы в гостиничных номерах зарастали паутиной.
Целыми днями Малина сидела за стойкой с чашкой мятного чая, уставившись на желтоватую фаянсовую табличку, которая была прикреплена к стене медными шурупами. На табличке было написано синими буквами:
Только б не сегодня,
Только б не сегодня,
Только б не сегодня,
Только б не сегодня.
Эта табличка, висевшая в ресторане с незапамятных времен, часто вызывала споры. Одни говорили, что это не стихи, потому что это не стихи, а черт знает что. Другие возражали: раз строчки располагаются в столбик, значит, это стихи. Иногда подпившие гости распевали эти четыре строчки то на манер какого-нибудь гимна, то на манер «Мурки».
Малина таращилась на фаянсовую табличку, пока не приходила пора закрывать заведение. Ее тошнило от мятного чая. А когда вспоминала о тех временах, когда она запросто прогуливалась по набережной в коротеньких шортах, обжигаемая хищными взглядами мужчин, ей и вовсе хотелось плакать.
Но вскоре на смену прежним бандитам приходили другие, более удачливые, и Малина оживала. Она меняла затрапезные шлепанцы на туфли, халат – на облегающее платье, мятный чай – на крепкий кофе. Ее десятипудовая туша легко и ловко скользила между столиками, за которыми сидели новые клиенты – они, как и старые, не упускали возможности хлопнуть Малину по невероятной ее жопендрии. А иным выпадало счастье уединиться с нею в спальне и быть сбитыми с ног ее невероятными грудями, которые выскакивали из расстегнутого лифчика, как раскаленные ядра из чудовищной пушки.