– Николай Афанасьевич, вы случайно не устали смотреть на этот поплавок?
– Ты думаешь, я только на него и смотрю? – усмехнулся Крючков.
– Куда же еще? – удивился журналист.
– Да туда же, куда и ты, – на небо.
– Простите, – смутился Баркалов, – но мне показалось, что вы все время смотрите вниз.
– Мало ли кому что кажется, – недовольно проворчал Николай Афанасьевич. – Но журналист, особенно космический, просто обязан зорким быть. А ну ка и ты глянь. Извини, брат, но хочу и я проверить твое зрение. Что видишь там, кроме поплавка?
– Крючок с насадкой.
– А ты, брат, зорче да глубже смотри. Неужели ничего не видишь?
Глянул журналист «зорче», и будто явилось ему второе, глубинное зрение.
– Вижу солнце!
– Что еще видишь?
– Вижу голубое небо…
– Дальше смотри. Дальше!
– Белые облака вижу!
– То-то и оно, а то поплавок! – успокоился Николай Афанасьевич. – Ты бы еще сказал, что около поплавка мусор заметил. Увидеть мусор с поплавком ни зрения, ни ума не надо… – И без всякого перехода: – Вот нынешний кинематограф слишком уж увлекается демонстрацией сцен жестокости, насилия и откровенной порнографии – тут, сколько ни смотри, никакой звезды не увидишь…
Как говаривала незабвенная Фаина Раневская: «Какая же я старая: я еще помню приличных людей». Но это так, к слову.
Большим жизнелюбом оставался Николай Афанасьевич до последних дней. На своем семидесятилетнем юбилее он, как всегда без всякой рисовки, сказал:
– Если говорить серьезно, то я сейчас молод как никогда. Посудите сами: убивать меня убивали, под расстрелом несчетное количество раз стоял, а вот он я – живой! Закрою глаза – и передо мною ленты тех картин, в которых снимался. Каких волевых и красивых людей мне довелось играть! Вот они теперь и ведут меня за собой, грудью прикрывают от всех невзгод – и от старости тоже. А слава?.. Что слава? Я ее заставлял работать так же, как и своих героев.
О ком это? О себе – создателе незабываемых экранных образов или о своих героях, в каждом из которых неповторимый отпечаток самого их творца? А это не имеет ровно никакого значения, потому что все герои Крючкова и сам их творец в равной мере были Личностями – не только уникальным продуктом своей величаво-трагической эпохи, но и ее созидателями.
Известно – со временем слова ветшают, теряют свое первоначальное значение, а то и вовсе обретают новый смысл. По иронии судьбы слово «личность» нынче чаше всего употребляют по отношению к политикам, среди которых как раз и наблюдается катастрофический дефицит этих самых личностей. В кинематографе личности, кажется, вообще исчезли. Их заменили так называемые «звезды».