Я не оборачиваюсь, просто продолжаю молиться.
– Она в порядке. Иди на кухню. Ты будешь там, пока я не скажу иначе.
– Да, мэм.
– А ты. – Голос Старшей впивается в мой мозг, как колючая проволока. – То, что Пророк дает тебе еще один шанс, ничего не значит. Еще одна подобная выходка, и снова окажешься в доме священника без посещений, без еды и без воды, за исключением тех капель, которые так тебе понравились.
Я подпрыгиваю, когда она захлопывает мою дверь, но даже ее угрозы не могут остановить шум в моем мозгу. Информация Честити – это толчок, который мне нужен, чтобы продолжать попытки и, наконец, добиться справедливости для Джорджии. Пророк сломал меня. Я не могу лгать себе и утверждать, что я оставалась сильной под пыткам и наркотикам. Но Джорджия всегда была той нитью, которая тянула меня вперед. Впервые в жизни я действительно склоняю голову в молитве и посылаю просьбу, настолько полную мести и возмездия, что я не сомневаюсь, что небеса перенаправят ее в гораздо более жаркое место.
Я обедаю с остальными Девами, хотя некоторые из них старательно избегают на меня смотреть. Сюзанна, Ева и Ханна сидят за разными столиками, и я не смею сесть рядом с кем-либо из них. Я ем свою небольшую порцию овощей и жесткого мяса в одиночестве. Каждый раз, когда открывается дверь столовой, я смотрю вверх в надежде увидеть Сару. Но ее нет.
Честити работает на кухне, и я лишь мельком вижу ее через сквозное окно. Ее голова опущена, и я все равно не могу с ней сейчас разговаривать. Миллион вопросов пылает во мне, как пыль от взорвавшейся звезды. Ни на один из них не будет ответа, по крайней мере, сегодня.
Я с облегчением обнаруживаю, что вместо тренировок мы днем проводим время перед телевизором. Я усаживаюсь на свой обычный стул, хотя теперь он кажется огромным. Мы все выглядим как ад, но я подозреваю, что выгляжу хуже большинства. Физические и моральные пытки могут сделать это с человеком.
– Служи мне, моя дорогая, – шепчет Пророк. Я зажмуриваюсь и заглушаю его голос. Это нереально. Ничего, что он мне обещал, не реально. Его шепот стихает, и я снова могу дышать.
Дверь в дальнем конце комнаты открывается, и я жду, пока Абигейл включит проектор. Вместо этого Мириам Уильямс, первая леди Алабамы, выходит в переднюю часть комнаты в скромном кремовом платье. Она улыбается, ее идеальные светлые волосы и белые зубы напоминают куклу-скелет – или я это воображаю?