– Вы очень красноречивы для головореза. Хотя я узнаю в вашем пламенном выступлении целые пассажи из выступлений моего мужа. Надеюсь, вы не забыли, что ваше будущее в его руках? – холодно интересуется она.
– С моей работой привыкаешь больше ценить настоящее.
– Ну да… Когда ежедневно воруешь будущее у других… Пресыщаешься им, видимо?
Я поднимаюсь со своего места. Сука господина Шрейера словно достала из-за пазухи набор игл и втыкает их в меня одну за другой, стараясь угадать все мои болевые точки. И я не собираюсь терпеть ее сучью акупунктуру.
– Что вы улыбаетесь? – Ее голос звенит.
– Думаю, мне пора. Передайте господину Шрейеру, что…
– Вам опять жарко? Или тесно? А вы представьте себя на месте этих людей. Ведь вы караете их только за то…
– Я не могу оказаться на их месте!
– Ах да, этот ваш монашеский обет…
– Дело не в нем! Просто я понимаю, какую цену платим мы все из-за того, что кто-то не может сдержать себя! Я сам плачу ее! Я, а не вы!
– Не врите себе! Вы просто не можете понять этих людей, потому что вы – кастрат!
– Что?!
– Вам же не нужны женщины! Вы заменяете их своими таблетками! Разве не так?
– Какого черта?! Все, с меня хватит!
– Вы ведь такой же, как они все! Идейный импотент! Смейтесь, смейтесь! Вы знаете, что я говорю правду!
– Тебе нужно, чтобы я…
– Вы… Что?! Отпустите…
– Ты хочешь, чтобы…
– Отпусти! Тут везде наблюдение… Я… Не смей!
– Эллен! – рокочет в глубине сада вельветовый баритон. – Дорогая, где вы?
– Мы на пляже! – Она не сразу успевает стряхнуть со своего голоса хрипотцу, и ей приходится через миг переговаривать все заново. – Мы тут, Эрих, на пляже!
Госпожа Шрейер оправляет смятое кофейное платье и за секунду до того, как ее муж появляется из зарослей, успевает дать мне пощечину – злую, настоящую.
Теперь я ее заложник; чего мне ждать от этой суки? Отчего она так вдруг на меня взъярилась? Что вообще только что между нами произошло? Я так и не увидел ее глаз, хотя шляпа лежит, сброшенная, на песке. Медовые волосы на плече…
– А… Вот вы где!
Он выглядит именно так, как на экранах, в новостях: совершенно. Со времен римских патрициев такое благородство черт возвращалось на грешную землю только единожды – в Голливуд пятидесятых годов двадцатого века, чтобы потом снова исчезнуть на долгие столетия. И вот – новое пришествие. И последнее, потому что Эрих Шрейер не умрет никогда.