Завершив столь важное признание, Лазаренко выбрался из кресла, доволокся до барной стойки, где сделал третий «подход», после чего побрел на выход, заедая огурцом. Максим машинально дернулся и заступил ему дорогу.
– Во как? – удивился Лазаренко и засмеялся дряблым смехом. – Хочешь чпокнуть меня, парниша? А что, давай, крутая, по ходу пьесы, идея. Я так боюсь старухи с косой, просто зубы сводит. Ты уж это… Извиняй, что так вышло, работа у нашего брата такая. Нам приказали – мы под козырек, а ты в тот день просто под руку попался, удачной находкой стал… Вон, Ильич не даст соврать… Ладно, привет честной компании, не кашляйте. – Не глядя на окружающих, Лазаренко обогнул окаменевшего Максима, доволокся до двери и пропал, скрипнув дверью.
– Не вломит он нас? – сморщился Угрюмый.
– Не вломит, – уверил Ильич. – С совестью у Лазаренко лучше не стало, но он обижен на корешей и рад им сделать бяку. Ему действительно осталось жить не больше месяца. Бог ему судья и палач…
Установилась тягостная тишина. Максим оцепенел, мурашки ползли по коже. Он с трепетным ужасом таращился на окружающих, порывался что-то сказать, но слова застревали в горле. Информация не усваивалась – казалось, он что-то пропустил, неверно понял.
– Самое смешное, дружище, что этот порнофильм основан на реальных событиях, – заметил Фаткин.
– Такие вот дела, парень, – глуховато произнес Ильич. – Не убивал ты Владимира Михайловича Воронцова. И его недостойного братца не убивал. Дело сфабриковали, и одиннадцать лет ты просидел зазря, с чем тебя и поздравляю. И это не просто слова бывшего пособника криминальных боссов Лазаренко. Я по-тихому вентилировал тему, все сходится. Стыдно признаться, но и я в те годы участвовал в расследовании твоего дела. Ты меня не помнишь, я в допросах не участвовал, собирал улики. Прости, парень, но улик против тебя было море. Чистая работа. Ни один мент не усомнился, что это ты замочил тех двоих.
Максим схватился за стойку, голова закружилась. Что же творится на белом свете? За что он отсидел одиннадцать лет?!
– Вы меня не разыгрываете? – промямлил он.
– Успокойся, Максим, ты не убийца, – сказала Бобышка.
– Ты просто дурак, – незатейливо хохотнул Угрюмый. – Мог бы и догнать.
– А ты, Угрюмый, догнал? – встрепенулся Макар. – А кто-нибудь еще из нас догнал? Во всей Фиоленсии кто-нибудь догнал, включая его любовь Аленку Воронцову? Его же к позорному столбу пригвоздили, а мы сопели в тряпочку, от стыда обтекали да гадали – и как наш друг на такое сподобился? Ах, проклятая водка…