– На некоторых сохранились нитки, те же нитки частично оставались в костюме. Что свидетельствует о том, что отрезали их с поспешностью. – Ушаков был явно доволен таким началом.
– Значит, сие было придумано буквально в последний момент, – предположил Степан. – К чему сначала пришивать одни бусины, а затем отрывать их и заменять другими, вдруг кто заметит? Куда как проще сразу же расположить перекрашенный жемчуг. И следов не останется.
– Согласен. – Разумовский зевнул. – Известно, кто конкретно шил бурятский костюм?
– Бурятский костюм был прислан в подарок, но здесь его решили малость украсить, все-таки дворец, вот девице Шакловитой и было приказано расшить платье бусинами да блестками, что она и сделала. Получила три коробки с мишурой и разукрасила ими платье и кокошник.
– А почему тогда эта самая Шакловитая не обратила внимание на то, что после платье было разукрашено уже по-другому? Почему вообще никто не возмутился, что оно выглядело не так, как было предписано?
– Я не сумел допросить Шакловитую, так как к тому времени, как обнаружилась кража, она уже лежала в горячке, и цесаревна потребовала перенести больную подальше от дворца. М-да… это тогда я решил, что в горячке, зимнее время, сквозняки… теперь понимаю, неспроста. Да и кто же мог хотя бы предположить, что драгоценные жемчуга на платье пятилетнего ребенка? Проворонил, каюсь. Другие девушки были допрошены, но ничего подозрительного не заметили. А те, что забирали костюмы из мастерской, Мария Яковлевна Долгорукая[42] пятнадцати лет и Мария Иродионовна Кошелева[43] четырнадцати, собрали целый ворох платьев и понесли их в покои. Всем хватило, все влезли, ну и слава богу.
– Получается, что никто не знал, как должен выглядеть бурятский наряд, – подытожил Разумовский.
– Я и сейчас, признаться, не представляю, – улыбнулся Степан. – Никогда не видел, надеюсь, он не сильно пострадал после стирки? Вы говорили, залинял? Сильно?
– Сильно, к тому же жемчужины с него уже срезали и по описи передали в Тайную канцелярию, – с явным недовольством пояснил Андрей Иванович. – Торопятся, когда не надо, сукины дети.
– Да, у нее и тогда ручонки были вымазаны в чем-то красном, и рот тоже… – рассеянно произнес Разумовский.
Оба следователя уставились на него.
– Я, признаться, тогда еще подумал, уж не наелась ли наша Айдархан краски, не дай бог.