– Зачем вы это сделали? Письмо вашей жены…
Кэмерон бросил кочергу и, взглянув на перепачканные сажей руки, достал носовой платок.
– Это не письмо моей жены, – хрипло проговорил он. – Это письмо одного из ее любовников. Рассказывал о своей неугасающей страсти.
– Кэмерон… – Эйнсли, пораженная, остановилась.
– У моей жены было много любовников, до нашего брака и после. – Эти слова он произнес бесцветным голосом, без всяких эмоций, но его глаза сказали Эйнсли совсем другое. Измены леди Элизабет ранили его, и рана эта оказалась глубокой.
Все, что Эйнсли слышала о леди Элизабет Кавендиш, сводилось к следующему: легко возбудимая, красивая, распущенная, на несколько лет старше Кэмерона. Их брак от начала до конца был скандальным и закончился ее смертью через шесть месяцев после рождения Дэниела. Должно быть, леди Элизабет часто бывала в этой самой комнате и, возможно, однажды спрятала это письмо.
– Не очень честно с ее стороны, – возмутилась Эйнсли.
– А у меня связи с замужними женщинами. В чем разница?
Разница в том, что он не получает от этого удовольствия и презирает женщин, с которыми встречается.
– Думаю, вы не пишете этим женщинам письма с выражением вашей неугасающей страсти.
– Не пишу.
Кэмерон потер запястье, подняв манжету рубашки, и Эйнсли опять увидела шрамы, ровные и округлые.
– Кто это сделал? – спросила она.
– Не будем об этом. – Кэмерон опустил манжету.
– Почему?
– Эйнсли. – В его голосе звучало настоящее горе.
– Милорд?
– Остановись. – Кэмерон обхватил ее голову и стал перебирать волосы. – Просто… остановись. – Он наклонился и с суровым отчаянием прильнул к ее губам.
Кэмерон не просто целовал ее. Он заставил ее открыть рот и ответить на поцелуй. Заставил, целуя его в ответ, хотеть большего.
Его крепкие руки удерживали Эйнсли на месте, но она и сама не хотела отрываться от него. Его бедра, прижимаясь к ней, пригладили складки юбок, и она почувствовала его бесстыдно восставшую плоть. Кэмерон знал, как сделать свой рот инструментом сладострастия, и нисколько не старался скрыть свое желание.
Эйнсли уперлась руками ему в грудь. Под тканью рубашки билось, так же часто как и ее собственное, пылкое мужское сердце.
Рука Кэмерона скользнула вверх, к лифу.
– Сегодня у вас нет пуговиц, миссис Дуглас.
– Крючки, – пробормотала она, целуя его, – сзади.