Порой Рите казалось, что муж воспринимал ее не как человека, а как рекламный манекен, нуждающийся в дорогом обрамлении. Но ей-то были нужны не дорогие вещи, а внимание, возможность поговорить о том, о сем. Но Михаил считал, что ему с ней говорить не о чем. Он приказывал, она исполняла.
Друзей у них не было, только его деловые партнеры. Со своими подругами Рита встречалась в кафе, украдкой. Похоже, Михаилу хотелось превратить ее в вещь, которой можно помыкать, как вздумается.
Рита никак не могла понять, почему она столько терпит. Что заставляет ее оставаться с этим мелким тираном? Ведь не его же деньги? Тогда что? Боязнь одиночества? Неужели она живет по принципу «пусть любой, только не одной»?
Едва она вышла из детской, как Михаил быстро подтолкнул ее к спальне. Несмотря на свои бесконечные придирки, для секса он считал ее достаточно привлекательной. А может просто не хотел тратить энергию на поиски другого объекта? Ночью, как известно, все кошки серы.
На выходные Михаил, уступив просьбам жены, повез семью на берег Волги, в дом, доставшийся Рите от бабушки.
Утром Рита поднялась очень рано. Опасливо поглядев на мужа, крепко спящего в их супружеской постели, торопливо вышла в коридор. Заглянула к дочери, та тоже мирно спала, уткнувшись носом в подушку.
Натянув закрытый купальник, прошла по старому саду и спустилась вниз, осторожно выбирая дорогу по крутому склону, заросшему малиной и ежевикой. Дикий пляж ничуть не изменился со времен ее детства, только вода уже не казалась ей такой ласковой и прозрачной. А, возможно, такой уже и не была, все-таки кругом открылась уйма всяческих заводов и заводиков.
Рита вошла в воду и поплыла, наслаждаясь прохладой и тишиной. Проплавав с полчаса, решила не дразнить гусей, то есть одного, но крайне агрессивного, гуся, и вышла на берег. И замерла, не веря своим глазам, – на берегу стоял Георгий. Он ничуть не изменился. Все такой же загорелый, подтянутый, он покачивался на длинных ногах у самой кромки воды.
Рите захотелось прикрыться. Не то, чтобы у нее испортилась фигура или жирок повис на боках, но все-таки ей было далеко не семнадцать, и на животе после родов проступили растяжки. Но прикрыться было нечем, и она стояла перед ним, чувствуя себя совершенно голой.
Георгий сделал шаг, положил руки ей на плечи, придвинул к себе, но не прижимал. Рите бы возразить, но она молча смотрела в такое родное лицо.