Я бы, скорее всего, милосердно проболтался, поскольку сознательно мучить людей – не мое призвание. Но тут сверху спустились Хейлах и Хелви, а в дверь постучала их сестра Кенлех, которую я не так давно собственными руками выдал замуж за Мелифаро; впрочем, она, как ни странно, была совершенно этим довольна. Заполучив столь заинтересованую и благодарную аудиторию, Мелифаро снова завел трагическую песнь о входящих в моду погремушках, не жалея цветистых, как его гардероб, подробностей. Девочки внимательно слушали, кивали и ахали с деланным сочувствием, но выглядели скорее заинтересованными, чем шокированными. Зная их, я не сомневался, что нынче же вечером на лоохи Хейлах появится первая, очень скромная погремушечка, Хелви, как всегда, посмеется над сестрой, но завтра же нашьет себе, как минимум, дюжину. А бедняжка Кенлех еще немного потерпит из солидарности с мужем. Возможно, целых два дня. Все-таки они – очень дружная пара.
Так они общими усилиями, чего доброго, действительно введут в моду эти грешные погремушки, – подумал я. – И вот тогда шеф придет в ужас, покается и навеки заречется тырить мои идеи. Или нет?
Словом, вечер начался просто отлично. И продолжился соответственно. Как всегда.
Я уже говорил, что в те дни коллеги старались по мере возможности не оставлять меня в одиночестве. Они ходили в Мохнатый Дом, как на работу, и, я уверен, охотно являлись бы сюда вместо нее, с утра пораньше, если бы нашим начальником был не сэр Джуффин Халли, а какой-нибудь другой, более мягкосердечный человек.
Сказать, что я был бесконечно благодарен друзьям за эти вечеринки – пустой звук, жалкий лепет, бессмысленное бормотание в сравнении с тем чувством, которое я испытывал. Однако в этот вечер я то и дело ловил себя на том, что с нетерпением жду, когда они наконец отправятся по домам, а я смогу спуститься в подвал, где обитает Гюлли Ультеой. Вчера призрак обещал рассказать мне, почему в Мире нет художественной литературы, и я погибал от любопытства, предвкушая встречу.
Теперь, задним числом, я понимаю, что это был переломный момент. Тягостное существование, которое я влачил без Теххи, внезапно закончилось. Жизнь снова стала интересной, и это оказалось важнее привязанностей, потерь и прорех, которые они оставляют в ткани бытия. «Мне интересно» – именно так выглядит моя персональная формула счастья, точнее, формула необходимой мне дыхательной смеси; весьма вероятно, что именно поэтому я до сих пор жив и, если верить моим ощущениям, вполне бессмертен. Или почти.