Хотя вот лица-то ее не видно, а жаль…
Я постаралась не показывать своего настроения, но…
Она все прекрасно поняла. Ее тонкие пальчики сцепились друг за друга, а губы слегка подрагивали.
– Вы что, настаиваете, что все эти письма представляют реальную угрозу?
Я взглянула на Ларчика. Он сидел, нахмурившись.
– Но ведь этого не может быть, – пробормотала Таня. – Я же не звезда какая-то там… Нет, я читала про разных маньяков, конечно, но ведь они так поступают только со знаменитостями! А я…
Она растерянно таращилась на нас. А у меня язык не поворачивался ни подтвердить наши предположения, ни опровергнуть их.
В недобрый час я пришла в эту квартиру! Работала бы сейчас секретарем-референтом! Кофе бы приносила, улыбалась во весь рот, но уж сидела бы спокойно дома в законные выходные дни, и забот у меня было бы гораздо меньше!
– Я думаю, что нам надо попытаться найти творца этих бессмертных «шедевров», – стараясь скрыть свою озабоченность за беспечной улыбкой, сказала я. – Поскольку вашу жизнь он отравляет. А уж там разберемся, что он хотел и что он…
«Сделал», чуть не вырвалось у меня, но я вовремя прикусила язык. Она и так перепугана, не без нашей с Ларчиком помощи, зачем же ее и дальше накручивать?
– Почему он так на вас разозлился? Вам придется поднапрячь память и попробовать сейчас вспомнить тех людей, которым вы нечаянно досадили, или тех, кто по каким-то причинам вас недолюбливает. Сможете?
Она кивнула. И даже выдавила улыбку:
– Конечно… Хотя это, если честно, будет не так-то легко сделать.
* * *
Мы довольно долго проводили наше «дознание». Обычно Лариков ведет беседу, а я все тщательно записываю и потом пытаюсь составить картинку путем тщательного отбора. Сейчас было наоборот. То ли нас таинственным образом объединил Пенс, то ли просто двум курящим леди легче найти общий язык, но я и разговаривала, и незаметно черкала в маленьком блокнотике. Лариков на сей раз лишь иногда пытался вклиниться в нашу беседу.
Через два часа мой блокнот был усеян именами и краткими характеристиками. Танечка была явно общительным человеком. Но толку от нее было мало. Сначала она задумывалась, вспоминала какую-то не очень приятную личность и обрадованно восклицала: «Вот!» Потом, когда она рассказывала нам про «подозреваемого» все, чуть ли не от момента его рождения, она вдруг сникала и объявляла: «Нет. Он не мог. Плеснуть мне в лицо серной кислотой – это сколько угодно. А на письма у него бы фантазии не хватило». Или наоборот – фантазии бы хватило, но не стал бы человек этого делать по этическим соображениям.