Может, бабочка не умерла, просто спала. Если бы он сложил ладоши лодочками, аккуратно поднял ее и вынес из дома, она могла бы долететь до темного угла под крышей и дождаться там восхода луны.
Митч замялся, не решаясь прикасаться к бабочке, опасаясь, что она не шевельнет крыльями, а рассыплется в пыль, как иногда случалось с ночными бабочками.
В итоге Митч так и оставил ночную летунью на столе: ему хотелось верить, что она жива.
Дверь между столовой и кухней он нашел приоткрытой. За дверью горел свет.
В воздухе пахло сгоревшим гренком. И запах этот усилился, когда он вошел на кухню.
Вот тут Митч обнаружил следы борьбы. Перевернутый стул. Осколки разбитых тарелок на полу.
Два куска почерневшего хлеба торчали из тостера. Кто-то выдернул штепсель из розетки. Масленка осталась на столике, масло от жары размякло.
Незваные гости, должно быть, вошли через переднюю дверь и застали Холли врасплох, когда она готовила гренки.
Белые дверцы и передние панели двух ящиков буфета пятнала кровь.
На мгновение Митч закрыл глаза. Мысленным взором увидел, как крылышки бабочки затрепетали, и она взлетела со стола. Что-то затрепетало и у него в груди, и ему хотелось верить, что это надежда.
На белой передней панели холодильника отпечаталась кровавая женская ладонь, которая кричала от боли. Еще один кровавый отпечаток Митч увидел на дверце полки.
Кровь была и на плитках пола. Много крови. Целый океан.
Увиденное повергло Митча в такой ужас, что ему захотелось вновь закрыть глаза. Остановила его безумная мысль: если он закроет глаза, чтобы не видеть этого кошмара, то навеки ослепнет.
Зазвонил телефон.
Ему не пришлось плыть по крови, чтобы добраться до телефона. Он снял трубку после третьего звонка и услышал свой затравленный голос: «Да?»
– Это я, милый. Они слушают.
– Холли, что они с тобой сделали?
– Я в порядке. – Голос не дрожал, но и звучал не так, как всегда.
– Я на кухне.
– Знаю.
– Кровь.
– Я знаю. Не думай об этом. Митч, они говорят, что у нас одна минута, только одна минута.
Он уловил ее мысль: «Одна минута, и, возможно, никогда больше».
Ноги не желали его держать. Он отодвинул стул от стола, плюхнулся на него.
– Мне так жаль.
– Это не твоя вина. Не кори себя.
– Кто эти выродки, они что, чокнутые?
– Они злобные, но точно не чокнутые. Они, похоже, профессионалы. Не знаю. Но я хочу, чтобы ты дал мне обещание…