Мама настаивает, что на самом деле она сказала другое: «После этого даже не думай, что я позволю тебе прикоснуться ко мне, сукин ты сын».
Их любовь сильнее, чем желание, привязанность, уважение, настолько сильна, что они относятся к ней с юмором. Юмор – лепесток на цветке надежды, а надежда расцветает на стебле веры. Они верят друг в друга и верят в то, что у жизни есть предназначение, а уж из веры неустанно бьет фонтан юмора, величайшего их дара друг другу… и мне.
Я вырос в доме, где всегда звучал смех. И что бы ни случилось в грядущие дни и годы, смех этот останется со мной навсегда. И потрясающие пирожные.
Да и если говорить о моей жизни, я всегда считал, что смех – лучшее лекарство от сердечных страданий, бальзам для любого несчастья. Но я не собираюсь использовать смех в виде ширмы, чтобы скрыть от вас ужас и отчаяние. Мы будем смеяться вместе, но иногда смех приносит боль.
А потому…
Поехала ли у матери крыша или она была в здравом уме, возлагала ли на отца вину за страдания в родах или обсуждала необходимость покупки сыра, они оба, по большому счету, одинаково описывают случившееся позже. Отец заметил телефонный аппарат на стене около двери и вызвал подмогу.
То был не настоящий телефон, а аппарат внутренней связи, и стандартную клавиатуру заменяли четыре клавиши с надписями: «АДМИНИСТРАЦИЯ», «АПТЕКА», «СЛУЖБА ТЕХНИЧЕСКОГО ОБСЛУЖИВАНИЯ» и «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ».
Отец нажал на клавишу «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ», как только на другом конце провода сняли трубку, сообщил об убитых, о том, что убийца, в костюме клоуна, пытается покинуть больницу, а Мэдди нуждается в срочной медицинской помощи.
Моя мать, лежащая на кровати, уже полностью пришла в себя, потому что спросила: «А где мой малыш?»
Все еще прижимая трубку к уху, отец повернулся к ней, в изумлении и тревоге.
– Ты не знаешь, где он?
Попытавшись сесть, моя мать скривилась от боли.
– А как я могу знать? Я же потеряла сознание. Ты сказал, что кого-то застрелили? Господи, кого? Что случилось? Где мой ребенок?
Хотя в «родилке» окон не было и ее отделяли от окружающего мира коридоры и другие помещения, мои родители уже слышали нарастающий вой полицейских сирен.
Отцу вдруг вспомнился безумец Бизо, с пистолетом в одной руке, завернутым в одеяло младенцем на сгибе другой. В горло выплеснулась желчь, сердце забилось еще быстрее.