Она улыбнулась.
– Хорошо, отец Пол, я сознаюсь. Случалось, ты выводил меня из себя.
Пол рассмеялся.
– Я уверен, и Бог чувствовал то же самое. У Него я давно уже попросил прощения… теперь прошу у тебя.
Голос у него сел. Ей хотелось оборвать связь. Чтобы этот разговор не получил логического завершения. Они же прощались навсегда.
– Поли… ты и твой брат. Ты не можешь знать… как ты мне дорог.
– Но я знаю. И послушай, детка, твоя мать гордилась бы твоим последним романом.
– Не надо мне льстить.
– Но это так. Перестань себя недооценивать. В нем звучит та же мудрость, что и в последних книгах Талии.
Глаза Молли затуманились от слез.
– Помни… сейчас не время для лжи, Поли.
– Так я и не лгу.
Молча, вымоченные дождем, с безумными глазами, люди толпой бежали мимо камеры. Похоже, в ужасе убегали от чего-то или от кого-то.
– Послушайте, я должен идти, – раздался из телефонного аппарата голос Поли. – Не думаю, что осталось много времени.
– Что у вас происходит? – встревожился Нейл.
– Я закончил мессу за несколько минут до твоего звонка. Но не все собравшиеся здесь – католики, поэтому им нужно другое утешение.
На экране толпа сшибла с ног оператора, и теперь камера снимала серебристые лужи и множество бегущих ног.
Костяшки пальцев Нейла, сжимающих трубку, побелели.
– Поли, что ты имел в виду, говоря, что здание суда легче защищать? Защищать от кого?
Помехи исказили ответ, пришедший с Гавайских островов.
– Поли? Мы тебя не расслышали. Помехи на линии. От кого вы собираетесь защищаться?
Из динамика вновь раздался голос Пола, но очень далекий, словно говорил он со дна глубокого колодца.
– Здесь живут простые люди, Нейл. Воображение у них богатое, или они видят то, что хотят увидеть, чего в действительности и нет. Лично я не видел ни одного.
– Кого ты не видел?
Вновь помехи.
– Поли?
Среди исковерканных помехами слов одно вроде бы прозвучало как «дьяволы».
– Поли, если связь оборвется, мы сразу же перезвоним тебе. А если не дозвонимся, постарайся перезвонить нам. Ты слышишь меня, Поли?
На экране телевизора, в далеком городе (в левом верхнем углу появилась заставка: «Берлин, Германия») множество ног беззвучно бежало по мостовой, от которой поднимался пар, мимо выбитой из рук оператора видеокамеры.
Внезапно с далекого Мауи донесся голос Пола Слоуна, чистый и ясный, словно его обладатель находился в примыкающей к маленькой гостиной кухне: «…глава двенадцать, стих двенадцать. Ты помнишь его, Нейл?»