– Папу жалко.
– Э-э… Это уже и не хорошо: плакать. Чего ж тебе папу жалко?
– Его в чека взяли.
– Экие нехорошие дяди. За что же его взяли?
– Будто он план сделал. А это и не он вовсе. К нам приходил такой офицерик, и он с папочкой…
– Постой, постой, пузырь. Какой офицерик? Ты садись ко мне на колени и расскажи толком. Как фамилия-то офицерика?..
– Какая у тебя красивая цепочка. А часики есть?
– Есть.
– Дай послушать, как тикают.
– Ну на. Ты слушай часики, а я тебя буду слушать.
– Постой, дядя Феликс! Ты знаешь, у тебя точно такие часы, как у папы. Даже вензель такой же… и буквочки. Послушай! Да это папины часы.
– Пребойкая девчонка – сразу узнала! Твой папочка мне подарил.
– Значит, он тебя любит?..
– Еще как! Руки целовал. Ну так кто же этот офицерик?
* * *
Уходя, дядя Феликс разнеженно говорил:
– Что за прелестные дети, эти сиротки! Только с ними и отдохнешь душой от житейской прозы…
Петерс
Человек, который убил
Есть такие классические фразы, которые будут живы и свежи и через 200, и через 500, и через 800 лет. Например:
– Побежденным народам нужно оставить только одни глаза, чтобы они могли плакать, – сказал Бисмарк.
– Государство – это я! – воскликнул Людовик XIV.
Конец ознакомительного фрагмента.