Восемь с половиной историй о странностях любви - страница 3

Шрифт
Интервал


Он вернулся к машине, тихо тронул, свернул, нарушив предписание знака, на боковую дорогу и, не обратив внимание на болтающийся за углом "кирпич", выехал по туннелю плотно повисших над дорогой осин к воротам.

Уже раскрывая их створы, по подрумяненной красным кирпичом дорожке подруливая мимо ровно рассаженных квадратов клумб, он видел – дом тот самый, не другой. Помнил его высоким, в четыре, если не выше, этажа, сплошь деревянным без единой каменной порчи, скупо украшенным редким резным штакетником. Помнил – тогдашний темно-коричневый цвет его стен, теперь блекло-желтый, плывший густым маслянистым пятном в сорной воде неживого фонтана, помнил – как менялось сунутое к неизменно пестрой прохладе круглое лопоухое лицо одиннадцатилетнего мальчугана; отражение его лба, попадая в темный цвет стен покрывалось рябью морщинок, щеки опадали, под глаза выплывали круги – и совсем не мальчик без страха, с не своей печалью разглядывал почти чужие черты, то опадавшие на дно при легких движениях ветра, то вновь складывающиеся из осколков ряби в толстобокой бетонной чаше фонтана. Теперь он вовсе высох, в трещинах дна среди проросших снизу зеленых былинок крутились рыжие кислые муравьи. А дом был трехэтажный, с двумя скромными невысокими флигельками, местами деревянные стены открывали кирпичную кладку остова. Чуть дальше из-за густых зарослей виднелась красная водокачка, в крапиве и лопухах вокруг которой можно было часами что-то отыскивать.

Сидоров задрал голову и посмотрел на заветное окно третьего этажа, возле которого четверть века назад в летний вечер он стоял в пижамных штанах и рубахе, и, прислонив горячий лоб к прозрачному льду стекла, смотрел вниз.

Из флигеля вышла женщина в белом халате и подбежала к Сидорову. Она крикнула:

– Товарищ, послушайте. В чем дело?

Сидоров присел на корточки у клумбы и принялся рассматривать редко рассаженные чахлые ноготки, натыканные вперемешку с непонятными рыжими цветиками. Ни табака, ни разномастых надменных ростков львиного зева, ни белой каши сводящих с ума густыми вечерними запахами алиссумов.

– Товарищ, ну послушайте же, – раздраженно выговаривала за его спиной женщина. – Как Вы проехали сюда на машине? Здесь же лесная школа. Категорически запрещается. Эта вонь, эта гарь. Категорически. Послушайте.