Я стоял и не мог оторвать взгляд от этой картины смерти. Меня
словно приклеили к этому месту, не давая ступить и шагу, требуя,
чтобы я запомнил. Все, что я мог делать, это медленно вертеть
головой, даже закрыть глаза не сумел.
Пожары. Смерть. Крики о помощи. Плач. Просто крики. Рев
огня.
Внезапно справа раздался взрыв, и что-то пролетело рядом с моей
головой, обдав меня ветром и запахом бензина. И тут услышал звон
разбившегося стекла. Повернув голову, увидел, что это железка,
которая мигом ранее чуть не убила меня, нашла что разрушить. И тут
словно с меня кто-то снял оковы, и я бросился обратно во двор,
подальше от праздника смерти. Дворами я добежал до своего дома.
Электронный замок не работал, и я порадовался, так как ключи были в
рюкзаке, висевшем за спиной. Лифт тоже не работал, поэтому пришлось
бежать на шестой этаж по лестнице.
- Мама, мама! – ворвавшись в квартиру, закричал я. – Ты где?
Первым делом я направился в ее спальню, поскольку она вернулась
после суточного дежурства в больнице, и сейчас должна отдыхать.
Постель ее была аккуратно заправлена, поэтому я рванул на кухню. На
плите стояли кастрюли, но мамы не было. Уже со слезами на глазах я
побежал в свою комнату.
- Ма…
И слова застряли у меня в горле. На моем стуле висел ее халат,
вот я подумал, что она сидит на нем, но сразу же сообразил, что
ошибся. Подойдя на дрожащих ногах к своему столу, я убедился, что
ее там нет. Где-то внутри себя я надеялся, что она просто уснула
или спряталась, или еще что. Но ее не было, не стало, словно она
исчезла в одночасье. Я проверил ее уличные вещи, убедившись, что
все осталось на месте. Вернулся к своему стулу, поднял халат и с
изумлением увидел, как на ее тапочки упало ее нижнее белье. Я в
ступоре, наверное, целую минуту смотрел вниз, не понимая вообще
ничего. Поднял голову – на столе лежала записка, в которой я легко
узнал красивый каллиграфический почерк мамы.
- Сынок, ты должен запомнить эту фразу и никому ее не говорить:
«Ийнитайт римиин тейкаа ваарттаайн». Ты должен зна, - прочитал я
вслух.
И все – больше ничего, и только ручка, лежащая рядом, указывала,
что мама писала ею. Она, словно лишнее подтверждение, служила
доказательством, что мама внезапно исчезла. Эта мысль настолько
поразила меня, что я застыл, раскрыв рот, даже слезы перестали течь
из глаз. Дрожащей рукой я взял ручку в руку, приложил к записке
после букв «зна» и резко разжал пальцы. Она упала и чуть
прокатившись, застыла точно также как и до этого. Я взял записку,
сложил ее, сунул себе в карман, и опустился на пол.