Я не отвечаю, просто смотрю на проносящиеся мимо дома, границы районов побогаче не настолько резкие, как у дальних. Когда они сменяются, эйрлат словно пересекает невидимую черту, где стены становятся грязнее, этажность – ниже, а улицы превращаются из широких лент проспектов в трущобы. Это – мой мир, его остался в центре, и это тоже надо понимать.
Чего я не понимаю, так это с какой радости он сиганул за мной в воду.
– Почему?
– Почему – что?
– Почему ты это сделал?
К’ярд хмурится.
– То есть по-твоему я должен был просто стоять и смотреть, как тебя убивают?
– Друзья Ромины просто стояли и смотрели.
– При чем тут я? – Его голос становится опасным, совсем как у отца.
– Ну, вы тоже вроде как… друзья.
– Она мне никто, – резко отвечает он.
– Так же, как М’эль?
Последнее вырывается совершенно не в тему, но изменить этого я уже не могу. Совершенно точно не могу, поэтому остается только мысленно называть себя маруной и так же мысленно представлять, как отгрызаю себе язык по самый корень. Определенно, падение с высоты отрицательно сказалось на моих умственных способностях.
– Кьяна мой друг, – неожиданно заявляет он.
– Ты серьезно думаешь, что мне это интересно?
– То есть для тебя в порядке вещей интересоваться тем, что не имеет для тебя ни малейшего значения?
– Мне же нужно было поддержать разговор, – последнее звучит с издевкой, и я даже не представляю, откуда на нее силы берутся.
– Ну да, – доносится справа. – Ты же у нас общаешься только с избранными.
– Это ты сейчас о ком? – хмыкаю я, по-прежнему не глядя на него.
– О парне, с которым ты лизалась на берегу.
Пока до меня доходит, о чем он говорит, я тупо пялюсь на город. Понимаю, что летим мы уже над Четырнадцатым, и что К’ярду я совершенно точно не говорила, где живу. Мысли о том, что об этом знают все, что все знают больше меня, становятся последней каплей.
– Я. Ни с кем. Не лизалась, – цежу сквозь зубы, яростно сжимая кулаки и испытывая желание как минимум ему врезать. – Это парень моей сестры.
– Да, я в курсе.
– Она пропала! – почти ору я. – Я пытаюсь ее найти, уже несколько недель пытаюсь ее найти, и не могу!
После этого в салоне воцаряется тишина. Такая громкая тишина, от которой звенит в ушах, и мне снова хочется врезать – на этот раз себе, тоже до звона в ушах. Она звенит во мне до той самой минуты, пока эйрлат летит над Пятнадцатым. Пока опускается на моей улице, чуть поодаль, потому что рядом с домом толком сесть не получится. Небо над морем начинает светлеть, и в эту минуту я понимаю, что ключей у меня тоже нет.