– Так, может быть, и обед ему снести?
– Ну, так худо ли было б!
Нашлись и судки: щи, жаркое, огурец, хлеба ворох, бутылка водки.
– Ну, уж валяйте ему и пива, – пусть старичина повеселится. Вместе понесём.
– Дядя, Григорий Иванович! – кричал ещё издали мой товарищ, – мы к вам с поклоном и повинной.
– Ну, какие там ещё… Ничего не надо!
И Григорьев, как те игрушечные медведи, что заводят и они возятся и ворчат, завозился в своём углу, вытаскивая грязный платок с провизией.
Мой товарищ, очевидно успевший изучить бывшее начальство, сломил однако упрямство Григорьева и немного погодя, энергично хрустя зубами, он уже уничтожал всё принесённое нами.
Он сидел на корточках, открывая, как пасть, свой широкий рот и говорил, в промежутках, обращаясь исключительно к своему бывшему помощнику:
– Всё это лишнее, – он тыкал на борщ, жаркое, – ну, вот это, – он указал на водку, – пожалуй, что и полезное – когда за двух приходится работать, – где же силы взять, – она вот и помогает…
И он брал бутылку и опять осторожно наливал в свою с отбитым донышком рюмку.
– Вот это, – он показал на пиво, – тоже по настоящему дрянь: это немцам, а наш брат…
Конец ознакомительного фрагмента.