Веррес сполна воспользовался предоставленной кормушкой: он установил невиданные пошлины для хлеборобов, по собственной прихоти отменял в свою пользу заключенные договоры, отнимал у жителей провинции произведения искусства и собрал огромную личную коллекцию, а во время восстания Спартака ловил законопослушных рабов, обвинял их в сочувствии повстанцам и намекал хозяевам, что они могут не только спасти свою собственность от гибели, но и получить работника обратно, если заплатят наместнику взятку.
Отчаявшись, сицилийцы обратились в Рим с просьбой привлечь Верреса к суду. Представлять их интересы взялся Цицерон; Веррес, рассчитывая на несметные награбленные богатства, нанял гораздо более опытного Гортензия. Гортензий славился пышным красноречием («лучше слушать, чем читать», – отмечает явно пристрастный Цицерон), феноменальной памятью, актерским мастерством (на его выступления актеры специально приходили учиться), дендизмом в одежде и страстью к роскоши. Неудивительно, что у такого человека и дом был не где-нибудь, а на Палатине.
К несчастью обвиняемого, на судейском месте в тот момент оказался Глабрион, человек старой закалки, не поддающийся на угрозы и подкуп. Гортензий изо всех сил пытался оттянуть начало слушаний до вступления в должность другого, более сговорчивого судьи, но Цицерон хитрым обходным маневром разрушил этот коварный план. Первая же речь молодого оратора произвела такое впечатление на слушателей, что Гортензий в спешке сложил оружие, отказался выступать сам и порекомендовал своему клиенту покинуть Рим. Веррес прожил остаток жизни в Массилии (нынешнем Марселе), до тех пор, пока Марку Антонию не захотелось конфисковать у него кое-какие статуи; чем дело кончилось, неизвестно, но вряд ли хорошо для Верреса.
Большинство подготовленных речей против Верреса Цицерону даже не пришлось произносить, но честолюбивый молодой человек сделал все возможное, чтобы они разошлись в списках.
К храму Аполлона примыкает жилой комплекс, который по традиции связывают с первой императорской семьей Рима – семьей Августа. Те развалины, которые называют «дом Ливии» (жены Августа), – это, возможно, бывший дом оратора Гортензия, купленный Августом. Правда, Гортензий был известен пристрастием к роскоши, а быт Августа Светоний описывает как исключительно скромный («В простоте его обстановки и утвари можно убедиться и теперь по сохранившимся столам и ложам, которые вряд ли удовлетворили бы и простого обывателя»