«Черная смерть» нагрянула в Европу после почти трехсот относительно благополучных лет, когда ее население, рост которого прежде сдерживался болезнями, без малого утроилось. Европейские нации процветали и смотрели в будущее с оптимизмом. А потом вдруг грянула катастрофа. За короткий период с 1347 по 1351 год заболевание погубило по меньшей мере треть европейцев.
Хроникеры чумы оставили горестные описания ее последствий. Аньоло ди Тура, который жил в итальянской Сьене, потерявшей половину своего 60-тысячного населения, писал: «Ни в одном языке не хватит слов, чтобы рассказать всю ужасающую правду. Скажу больше, поистине благословен тот, кому не довелось стать свидетелем этих страшных событий. Заболевшие люди умирали почти мгновенно. У них развивались огромные опухоли в подмышках и в промежности, и некоторые падали замертво, хотя только что мирно беседовали. Отец бросал своего ребенка, жена – мужа, а брат – брата… И во многих местах Сьены вырыли глубокие ямы, которые до краев заполнили множеством трупов… Как только одна такая яма заполнялась, рядом начинали рыть другую… Столько людей умерли, что пошли слухи о наступлении конца света».
Сцены происходившего во Флоренции напоминают те, что в 1918 году наблюдала в Денвере Кэтрин Энн Портер. Чума погубила от 45 до 75 процентов обитателей этого итальянского города, и его улицы и площади тоже полностью опустели. Только гремели по булыжным мостовым колеса тележек и фургонов, подбиравших мертвые тела.
И жертв чумы найти было нетрудно. Джованни Боккаччо в «Декамероне» рассказал, как люди, напуганные разлагавшимися у них в домах трупами, от которых могли заразиться они сами, вытаскивали тела на улицу, оставляя их, как мусор, у своего порога.
Причем похоронные процессии часто провожали в последний путь больше умерших, чем первоначально предполагали священники: «Постоянно наблюдались случаи, когда за спиной двух священников, шедших с распятием впереди покойника, к похоронной процессии приставало еще несколько носилок, так что священники, намеревавшиеся хоронить одного покойника, в конце концов хоронили шесть, восемь, а то и больше»[6].
Как отмечал Боккаччо, люди очень быстро очерствели сердцами к жертвам болезни. «И никто, бывало, не почтит усопших ни слезами, ни свечой, – писал он. – Какое там: умерший человек вызывал тогда столько же участия, сколько издохшая коза».