– Она мне – не так себе!.. Она мне жена венчанная!.. Александра Васильевна! И всё тут! – Он стукнул слабой рукой по постели, выбив из одеяла легкую прозрачную пыль. – Груше велеть вытрясти.
Липа послушно кивнула и в конце кивка уперлась взглядом в отцову руку. Ладонь была широкая, короткопалая, с тупыми ногтями. Липа смотрела на свою руку: такая же, одна порода.
Отец полежал несколько секунд без слов, отошел от гнева и снова зашевелился.
– Икону – туда, – он вяло ткнул пальцем в угол, где висела подвенечная фотография Липы с мужем. – Тех снять!
– Это ж мы с Георгием, свадьба…
– Тогда перевесить…
– В комнате икону держать не буду! – заупрямилась Липа. – Люся – комсомолка, Аня – пионерка, Роман – член партии! Хочешь – на кухню?
Отец, насупившись, промолчал – согласился.
– «Устав» сюда! – пробурчал он.
– Ты же не видишь ничего, – тихо огрызнулась Липа.
– Не твое дело. И кури меньше, пахнет мне. «Устав»!..
Липа полезла под кровать за чемоданом. Достала старинную книгу в кожаном тисненом переплете с бронзовыми застежками.
– И образцы, – пробурчал отец.
– Раскомандовался!.. – Липа опять заковырялась в чемодане.
Она положила на постель толстенный альбом с образцами – кусочками тканей, рисунки и выделку которых отец сочинял всю жизнь.
Старик установил альбом с образцами у себя на груди, раскрыл его наугад и сквозь лупу посмотрел на яркие тряпочки. Подвигал лупой от себя, к себе, вправо, влево и закрыл альбом:
– Не вижу ни хрена! Спрячь.
Липа уложила образцы снова в чемодан, потянулась было за «Уставом», но отец отпихнул ее руку. Она застегнула чемодан, с визгом по линолеуму задвинула его под кровать и встала с пола, отряхивая колени.
Отец лежал лицом к стене.
– Шифоньер боком разверни, – не оборачиваясь, сказал он. – Для глаз спокойнее…
Липа ухватилась за край платяного шкафа и с грохотом повернула его, но неудачно: дверками вплотную к отцову спанью.
– Неверно поставила, – сказал Михаил Семеныч в стену. – Больше не тревожь, вечером Георгий придет – разворотите.
В квартиру постучали.
– Марусенька!.. – опешила Липа. – Почему стучишь – звонок ведь?.. Входи, милая…
– Живой? – задохнувшимся голосом спросила Марья.
– Господи! – всплеснула Липа руками. – Конечно, живой, какой же! Раздевайся…
– Посижу, – Марья плечом отпихнула Липу, пытавшуюся снять с нее шубу, и тяжело опустилась на табуретку. – Думала, не успею…