Герцог и Абигейл молча смотрели, как Йен выбирался из окна. Зрелище было не из приятных, поскольку ему пришлось изгибаться и демонстрировать части тела, которые Монкрифф предпочел бы не видеть при свете лампы. Потом они увидели нечто вроде захода луны, когда бледный зад Йена исчез в окне, и он в очередной раз взобрался на ветку, когда-то такую притягательную, а теперь ставшую вероломной.
Они услышали кряканье и звук рвущейся материи, когда Йен сдернул с ветки свою рубашку, от которой при этом осталась лишь половина. Монкрифф демонстративно закрыл окно, заглушив красочное высказывание Йена, и задернул занавески.
Абигейл чуть заметно вздрогнула и обратила на герцога взгляд, полный сожаления и удивления, словно он раньше времени завершил представление кукольного шоу.
Гнев герцога чуть поутих. Где-то в глубинах ледяной ярости пробудился отголосок чувств, испытываемых им когда-то к Абигейл. Ее волосы были рассыпаны по плечам, и герцог едва сдерживался, чтобы не коснуться длинных прядей. Абигейл могла бы лежать на спине и извиваться от наслаждения. Он прекрасно знал, как соблазнить женщину, убедить ее, что она его желает, даже если она сама была в этом не совсем уверена. Большинство женщин желали его.
Что ж, ему следовало знать.
– Почему? – наконец спросил он.
– Зачем тебе знать? – Абигейл ответила вопросом на вопрос.
Превосходно. Возможно, он пожалеет.
– Ответь мне, – настойчиво повторил он. За тихими словами крылась угроза, которая заставила бы отступить и крепкого мужчину.
Абигейл сглотнула и облизнула пересохшие от страха губы. Он смотрел, как розовый язычок коснулся прекрасных губ, и на него, словно прибой, снова накатывал гнев.
– Он поразительный, – еле слышно ответила она, беспокойно перебирая складки сжатой в кулаке простыни. Ее голос был по-прежнему слабым, но она пожала плечами, словно выражая презрение. – Красивый. Молодой. И он пользуется всеобщим успехом. – Абигейл помолчала. – А тебя никто не любит, – капризно и зло добавила она.
Что ж, вполне ясно и понятно.
Женщины часто желали его. Мужчины хотели бы оказаться на его месте. Но его никто не любил, и это была правда.
По крайней мере никто, на кого могла бы обратить свой взор Абигейл Бизли. А это означало почти все высшее общество.
Герцог коротко рассмеялся:
– Думаешь, мою броню невозможно пробить, Абигейл? Думаешь, меня невозможно ранить? Не все слухи обо мне справедливы.