Позади меня хозяйка квартиры щелкает выключателем. Под потолком вспыхивает пучок флуоресцентного света. Лампы жужжат, будто рой жирных мух на скотобойне. Меня передергивает, но даже такое освещение не способно изгнать мрак. Вижу его в углах. Под обувной полкой, за вешалкой. Он шипит и извивается, скалясь на каждое мое движение. Раненая змея, защищающая свое жилище.
Оборачиваюсь. Женщина не решается войти. Стоит в дверях. На бледном лице – древний ужас далеких предков. Инстинкт самосохранения.
– В чем дело?
– Я боюсь…
Она и вправду боится. Ее трясет. Мы словно попали в морг. Так схоже…
– Чего?
Знаю, что она не сумеет найти ответа, но… она находит:
– А вдруг она там? Сидит в своей комнате и не знает, что умерла…
Страх щекочет шею. Пытаюсь разгладить его ладонью.
– Этого не будет, – говорю ей грустным голосом. – Этого никогда не бывает.
Перед глазами плывут красные образы той ночи. Переломанное тело под колесами моей машины. Люди вокруг. Свет фар, бьющий в глаза острыми спицами. Трясущиеся руки. И белая упаковка антидепрессантов на водительском сиденье.
Ей было всего 14. И видит Бог, мне тоже хотелось, чтобы родители, придя домой, обнаружили ее перед телевизором, веселую и живую. Не знающую о своей гибели… Я всю ночь молился об этом, но увидел наутро только красные глаза ее отца.
– Мне ведь не обязательно идти туда?
Пожимаю плечами:
– Нет.
– Тогда я подожду здесь. Эта квартира… она плохая.
Нет. Мне искренне жаль, но плохими бывают исключительно люди. Сверяюсь с часами.
– Скоро приедут эксперты, им нужно будет с вами побеседовать. Не уходите раньше времени.
Вхожу во мрак единственной комнаты. Окно плотно завешано старой шторой. Подхожу ближе. Холод становится невыносимым. Замечаю, что края занавески приклеены к стене рваными полосками скотча. Осторожно берусь за ткань и дергаю – липкая лента отходит от стены вместе с побелкой. Дневной свет врывается в комнату, оголяя ее скромные околичности: продавленный диван, замызганный компьютерный столик, горбатый, древний шифоньер. На полу – узорчатый палас, зашарканный ногами до дыр. Оконное стекло разбито. Когда убивают проституток, мне приходится выезжать на места преступлений. Я захожу в их съемные квартиры и вижу обстановку, подобную этой. Места продажной любви, они выглядят именно так.
– Кем ты была, Оксана? – не говорю, безмолвно шевелю губами.