Автомобиль сердитого гостя бесшумно тронулся с места, призрачной рыбиной скользнула за угол. Участковый повторно обтер лоснящееся от пота лицо, обежал двор глазами.
В песочнице возилась стайка мальцов, – дети рыли котлованы, строили крепости, гудели губенками, старательно изображали шум двигателей. Рядом сидели мамаши – все как одна с пивом и сигаретками. Дымили дружно и также дружно трещали языками. И хоть бы одна читала какую-нибудь книжку! А не книжку, так журнал, что ли!
Тополь-гигант священником протянул ветви-ладони над песочницей. То ли уберегал от палящего солнца, то ли опускал грехи курящим мамашам. Одна ветка – такая толстая, что и веткой уже не назовешь, убегала от ствола метров на десять. «Не сломалась бы, – обеспокоился участковый, – сказать надо дворнику, пусть найдет время и спилит»…
Пора было уходить, но Александр Витальевич продолжал топтаться возле Генкиного подъезда. На душе было муторно и неуютно. Может, от курящих мамаш, а может, от недавнего разговора со штатским.
Из проулка дохнуло нечаянным ветерком, и тотчас возле мусорных контейнеров родился вихрь. Танцуя из стороны в сторону, маленький торнадо прошелся по тротуару, шутя разбросал подметенные дворником прошлогодние листья, накручивая пакеты и бумажный мусор, прокатился по дороге и, в конце концов, загадочно испарился.
Продолжая хмуриться, Александр Витальевич опустил голову. Возле правой туфли все еще дымила брошенная штатским сигарета. Участковый придушил ее тяжелым каблуком и вновь зашел в подъезд.
***
– Забыли что-нибудь? – судя по Генкиной физиономии, возвращению родной милиции он вовсе не обрадовался.
– Может быть… – Александр Витальевич прошагал в комнату, ладонью огладил на себе мундир. Парнишка без дела не сидел, – разумеется, уже и компьютер включил, и что-то там снова налаживал, словно и не случилось ничего. – Ты, братец, вот что… Послушай меня и не перебивай.
– Ну, ну? – Генка скрестил на груди руки, выгнул брови, изображая дурашливое внимание. Посмотрев ему в лицо, участковый рассвирепел.
– Не понимаю! Что за время пришло! Пиво хлещут, вены портят, от табака синеют – еще и хаханьки строят. Вот сейчас, например, ты чего улыбаешься?
– Так это… Типа, вас слушаю.
– Вот именно, что «типа»! Если бы слушал, с обыском к тебе не приходили бы. Ведь посадят дурака, и запоешь! Са-авсем другие песни.