Бабушка умела договариваться с садовыми дриадками, чтобы те не пили соки яблонь, груш и слив в дедушкином саду, чтобы жили в других садах. В округе всё зеленело и тонуло в сочных тенистых садах и садиках. Бабушка что-то делала такое, что дриадки собирались в стайки и крупными зелёными стрекозами улетали куда-то за забор.
Ещё бабушка умела заговаривать боль: что-то тихо и быстро шептала над ушибленным коленом или в больной зуб. А потом дула на заговорённое место, будто что-то сдувала, и я понимал, удивляясь, что – не болит.
У дедушки и бабушки жил молодой, но уже громадный, рыжий кот с мордочкой похожей на грустное широкое личико гномика. Я назвал его Биг-Бой, не помню, где прочитал про такое имя, в какой-то приключенческой книжке, наверное. Услышав своё имя, Биг-Бой, как щенок, бежал ко мне и всегда получал что-нибудь съедобное в награду. Но по характеру кот был скорее мрачным реалистом, чем весёлым жизнелюбом.
Кот Биг-Бой насмерть враждовал с садовым суртом.
Садовый сурт был весь зелёный, а борода – седая до колен, кот сидя на лапах приходился садовому сурту рост в рост. По нраву садовый сурт был не очень-то и вредный, так только иногда понадкусывает все спелые ягоды клубники, или ещё бывает, что с вечера висит сочная груша, а утром хвать – а её уже и нет, и никто про неё ничего не знает. Проще говоря, занимался суртишко мелкими пакостями, а людям показывался редко, умел менять вид и даже становился невидимым. Сам я видел-то его всего раз, да и то чуть не принял вначале за зелёный кабачок, а когда бросился рассмотреть – на грядке лежало только пустое место.
Воевали Биг-Бой и сурт с тех времён, когда Биг-Бой был ещё котёнком, а бабушка звала его просто Васькой. Тогда всё начал вредина-сурт: как ни встретит кота, обязательно наступит ему на хвост или дёрнет за усы. Кот вырос, заматерел и устроил настоящую охоту на сурта с засадами, прыжками из кустов и всем прочим, что полагалось. Сурт не оставался в долгу и втыкал коту занозы в мягкие места между подушечками на лапах, а то и просто бросал в Биг-Боя крупные камушки довольно метко: почти всегда попадал в нос. Распухший нос у кота постоянно болел и добавлял Биг-Бою суровой решимости.
В августе, когда уже созрели подсолнухи, садовый сурт обратился в большую зелёную птицу с кривым, как у клеста клювом, чтобы лущить и склёвывать семечки покрупней на самых широких подсолнечных шляпах. Три дня он так клевал, его прогоняли, но он отлетал недалеко, перепархивал неуклюжим попугаем с дерева на дерево, а потом снова воровал семечки.