– А мои друзья принесли. – Она мотнула головой на девочек, которые захихикали в ответ. – Они сказали, что мне можно.
– Думаю, если их мать разрешила, тогда ладно, – откликнулась Зелл.
Порывшись в пляжной сумке, она достала ярко-оранжевую кепку с козырьком, украшенным названием какого-то препарата, – сувенир с одной из многочисленных фармацевтических конвенций Джона. Кепку она надела на голову. Солнце палило просто нещадно. Но ее кожа загорает, значит, оно того стоило. По крайней мере, жир у нее будет загорелый. Она опустила взгляд на свой живот, обтянутый голубой лайкрой. Какая жалость, что компания Джона так и не научилась производить препарат, который заставлял бы людей худеть, не убивая их в процессе.
Девочки радостно завизжали – да так, что от визга у Зелл едва не разорвались барабанные перепонки, и побежали туда, где сидела мать двух других. Лайла выглядела такой же неуверенной и такой же чужой здесь, как сама Зелл.
Через два шезлонга от Зелл вернулась на свое место молодая мать с маленьким мальчиком, с которого лило и капало и который тихо плакал.
– Сейчас плавают взрослые, – терпеливо объясняла молодая женщина. – Это значит, что мамы и папы будут плавать без детей. – Она указала на пустую вышку спасателей. – Видишь? Там нет спасателей, которые защитили бы маленьких детей.
Маленького мальчика это объяснение не удовлетворило.
– Но я хочу поплавать, – заныл он. Судя по голосу, он был близок к истерике. Зелл давно научилась распознавать эти признаки.
– Сейчас мы попьем сока и поедим клубники. А когда доедим, как раз придет время вернуться в воду. – Голос молодой женщины звенел, точно она старалась, чтобы слова прозвучали по-доброму, но сама готова сорваться. Правила воспитания детей, возможно, за прошедшие годы изменились, но кое-что осталось прежним.
– Простите, – прервал ее подслушивание чей-то голос, и, подняв глаза, она увидела перед собой руку с красивым маникюром. Машинально она протянула свою, чтобы ее пожать.
– Да? – спросила она, когда ее руку несколько раз дернули вверх-вниз. В предлагавшемся к руке лице было что-то знакомое, но она не могла определить, что именно.
– Пилар и Зара – мои дочери. – Женщина махнула на двух маленьких девочек, с которыми убежала Лайла. Вся троица сейчас, завернувшись в полотенца, сидела кружком и ела полосатое – красно-бело-синее – эскимо. – А вы у Лайлы… – Она замолчала, не зная точно, кем приходятся друг другу Зелл и Лайла.