- Ну и как? – заинтересованно спросил я.
- Клали жлобяру на дыбу особую, над шеей дырочка небольшая
оставалась. На шею жадюге ошейничек вешали из кожи покрепче, а
через отверстие на шнурочке – котелок. И в котелок по одной монетке
бросали. Монетка звяк-звяк, жмотяра глазками зырк-зырк, воздушек в
грудь дых-дых, да с каждой монеткой медленнее... И так, пока не
задыхался под весом денег...
- Оставь свои больные фантазии при себе! Скажи уж сразу:
нравится тебе бедокурить, и чтобы я потом перед простыми людьми за
тебя краснел. У, наглая рожа, - сердито сказал я, бросая в него
подушкой, - сгинь! Глаза б мои тебя не видели.
- Не извольте сердиться, вашбродь, уже сгинул, - покорно сказал
Ахеол, запахиваясь в своё чёрный плащ и снова становясь кучей
тряпья, на которой глаз даже специально не хотел задерживаться.
- Ахеол, да как ты это делаешь-то? – не удержался я, - уж я
иллюзионист высшей категории – и то вижу, что магии нету.
- Жить, вашбродь, захотите – так улица и не такому научит, -
отозвался голос из кучи тряпья. Я благоразумно решил прекратить
разговор: Ахеол ненавидел жаловаться на тяжёлое детство, и если уж
он стал о таком упоминать: значит, и правда стоило прервать
разговор.
Глава 2, в которой я возвращаюсь в место, где когда-то учился
магии, и получаю множество пищи для размышлений.
Университет остался точно таким, каким я его помню. Огромный
двор площадью, наверное, вёрст двадцать, не меньше. Несколько
зданий, отведённых под занятия, и четыре общежития, два мужских и
два женских. Первые два для господ побогаче, вторые – для тех, кто,
скажем так, побюджетнее. Не говоря уже о том, что сейчас, летом,
деревья пышно цвели по всей территории замка.
Ахеол по прибытии зашёл в сторожку и о чем-то переговорил с
вахтёром. И хотя разговаривал он лениво и развязно, я знал, что он
оценивает степень надёжности текущих охранных чар. Сегодня он
остался ими доволен, впрочем, как и обычно: со всем подобострастием
поклонившись мне, он вальяжно направился в сторону студенческих
кухонь. Мне оставалось лишь устало закатить глаза: это был как раз
тот случай, когда горбатого не исправит даже могила. Впрочем, с той
жизнью, что ему досталась, спиться, скуриться или подсесть на что
похлеще можно было только так. Подобное пагубное пристрастие – не
самое худшее, что может произойти с человеком.