В этот момент принц взял в руки насыщенный жёлтый янтарь. Перед
женщинами на мгновение возникла цифра… нет, не цифра. Число
пятнадцать.
- Вот тебе раз. Янтарь. Пятнадцать. Нам же клоунов тут только и
не хватало.
- Да ладно тебе, мама, - весело сказала Гвинелла, - по крайней
мере, скучно ему тут не будет, сам себя развлечёт. Да и за
пятьдесят очков он вышел, как ни крути. Значит, со временем из него
может выйти толк. Тем более, что ему ещё один камень остался…
***
- Янтарь мне тоже понравился, ваше величество, - сказал я,
прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Казалось, этот камень… как
будто хочет подружиться со мной. Я догадался, что это не простые
камни. Азурит и гелиодор, как я уже сказал, кольнули ощутимой
болью: каждый – своей. Нефрит и гранат не отреагировали никак.
Мрамор ответил искренним любопытством. Янтарь же наполнял странным,
но нежным теплом.
Оставался последний камень. Очень красивый сиреневый аметист. Я
взял его в руки и…
И понял, что пропал. По моему телу пробежала волна тепла,
огромной, до того где-то дремавшей силы. В душе словно вспыхнуло
пламя, осветив жизнь до того невиданными красками. И… я
почувствовал что-то… какой-то зов, как будто кто-то пытается до
меня докричаться…
- А прикосновение к этому камню оставило просто незабываемые
впечатление, - с трудом выдавил из себя я, - могу с уверенностью
сказать, что он мне понравился больше всего…
***
…Три женщины поражённо созерцали фиолетовое число двадцать
четыре, которое далеко не спешило пропадать со стекла.
- Я так и думала. Я сразу это поняла, как только его отвергли
Золото и Лазурь. Отсылайте его обратно, - сдавленно проговорила
Карнелла, стиснув веер в руках, - придумайте какую угодно причину.
Заплатите какую угодно компенсацию. Но он не должен оставаться
здесь.
- Мама, что за вздор вы несёте, - сердито сказала Гвинелла,
поправляя Тиару, - да наши послы по пять раз из своих шкур вылезли,
чтобы всё это устроить. Да еще и этот сомнительный финт с его
побегом, который может нам выйти боком. Куда мы его сейчас отошлём?
Как объясним? Нет уж, будем работать с тем, что есть. То, что в нем
доминирует этот Цвет – ещё не приговор.
- Ты не понимаешь, - прошептала Карнелла, - мой отец, Гиордом,
тоже совмещал в себе эти Цвета в качестве доминант. И, святой белый
дракон, что же он творил с моей матерью. Он то бросал её в глубины
отчаяния, то воспарял с ней в высоты блаженства. И как она его
любила, как была ему преданна. Она была как кролик,
загипнотизированный удавом, готовый на всё, что угодно. И умерла
она, выжатая до последней капли, но с его именем на устах и
счастливой улыбкой на лице. Нет, я не хочу такой судьбы для моей
Меридии.