– В университет назад не думаете?
– Пока работа есть – нет. Вы знаете, что завтра у нас собрание?
– Знаю и буду. Опять шпиона выследили?
Маня сделала брезгливую гримасу.
– Не люблю этих дел. Доказательств всегда так мало, а уж одно подозрение навсегда вычеркивает человека из списка порядочных. Вот Ахматова: у меня положительно впечатление, что она невинна… И если она действительно невинна, тогда что? Что будет она переживать всю остальную свою жизнь? А мы с таким легким сердцем готовы кого угодно заподозрить, забросать грязью. Брр… – Маня вздрогнула.
Дверь на террасу отворилась, и Аглаида Васильевна угрюмо спросила:
– Кто тут?
Маня ответила:
– Я.
– Ты одна?
– Нет.
После некоторого молчания Аглаида Васильевна очень недовольным голосом спросила:
– Спать скоро пойдешь?
– Скоро.
Дверь затворилась.
Когда через час Маня провожала своего гостя, он спросил ее:
– Не влюбились?
Маня равнодушно махнула рукой.
– Я слишком ненавижу, чтоб было еще место для любви.
– Звонко сказано! – усмехнулся молодой человек. – А я вот все мучаюсь и от того и от другого!
– И на здоровье! Дай бог только поменьше удач в любви и побольше в ненависти.
Маня захлопнула дверь, заперла ее и пошла к себе.
Как ни тихо проходила она коридором, сонный голос из спальни окликнул ее:
– Ты, Маня?
– Я.
И Маня быстро шмыгнула в свою комнату, пока опять не заговорила Аглаида Васильевна.
– Маня, зайди ко мне. – После молчания она опять сказала: – Маня!
Никто не отвечал.
– Ушла к себе! – Гнев охватил Аглаиду Васильевну, и первым побуждением было встать и грозно идти к Мане. Но она продолжала лежать в каком-то бессилии. Она только плотнее прижала свою белую голову к подушке и очень скоро опять заснула.
В пять часов утра Аглаида Васильевна была уже на ногах. Она долго стояла на коленях перед своим большим киотом, уставленным образами. Были тут и старые и новые, были и в золотых и серебряных ризах, были и маленькие без всяких риз, совершенно темные. Висели крестики, ладанки, лежали пасхальные яйца, одно маленькое, красненькое, десятки лет уж лежавшее, совершенно высохшее и только во время тряски издававшее тихий звук от засохшего комка внутри.
Каждую пасху Аглаида Васильевна брала яйцо в руки и погружалась на несколько мгновений в соприкосновение с тем, что было когда-то.
– Мама, что это за яичко?