– Давай вместе шляться?
– Гм… Давай, пожалуй.
– Черт возьми, денег ведь дадут, Володька.
– Ну, подождешь еще: нынче с местами не так просто. Те времена, когда со скамьи, да чуть ли не в главные инженеры прямо, – прошли. Теперь, ой-ой, как горб набьешь, пока дослужишься до чего-нибудь.
– Тебе хорошо, – ты все пять лет бывал на практике, и всё на постройке, а я ведь только кочегаром ездил.
– Да, трудно будет. Придется учиться у десятников. Ты сразу начальство из себя не торопись разыгрывать, а то дурака сваляешь. Сперва тише воды, ниже травы, учись, а там через несколько месяцев, как подучишься, и валяй.
– Трудно строить?
– Трудно сапоги шить? Научишься, ничего трудного и не будет.
– Что, собственно, из наших институтских познаний пригодится?
– Для практического инженера? Ничего. Практически-то, что знает хорошо десятник, мы так никогда и знать не будем.
– А теорию ведь мы тоже не знаем.
– Научились рыться в справочных книжках, – на все ведь готовые формулы есть…
– Проживем?
Шуман только рукой махнул.
– Эх, Тёмка, Тёмка, – вздохнул Шуман, – бить тебя некому.
– А что?
– Да вот я думаю. Ну я? Ну и бог мне велит. А ведь ты… ведь ты такой талантливый.
– Я-то талантливый?
– Такой способный… самый способный между нами… Самую чуточку занимался бы и блестящим был бы инженером. Я не хочу тебе никаких комплиментов говорить, но ведь занимались же мы с тобой, и видел я, как тебе все без всякого труда дается.
– В этом-то и несчастье мое. Лучше было бы, если бы я знал, что мне дается с трудом, тогда бы я трудился.
– А без труда тоже нельзя, – пустой ракетой пролетишь… А мог бы… Куда поедем? На Крестовский, что ли?
– Покатаемся еще – и на Крестовский.
Вот и Стрелка. Плоская даль воды. Красный диск на горизонте, вереница экипажей, гуляющих на Стрелке.
Ох, сколько и здесь воспоминаний. Наташа… Сколько их, однако, было? С Наташей большой кусочек жизни ушел. Хороший? Так недавно все это было еще. Болит и до сих пор, лучше и не думать: прошло и не воротится. Тогда зимой на этом озере он ходил с ней, это было в первые дни знакомства, он до сих пор помнит ощущение прикосновения к ее руке в перчатке. Точно мир весь он принимал тогда от нее, замирая от восторга.
Оттуда поехали на Крестовский. И Шуман и Карташев слонялись, скучая в густой толпе собравшейся публики, то слушая исполнителей открытой сцены, то гуляя по аллеям.