Вот и весь рассказ моего друга о значении его имени. Ничего мудреного, чего нельзя было понять. Вечером, когда мы с мамой и папой сидели за столом и ужинали, я пересказал им то, что услышал от Бабаха. Мама почему-то качала головой и говорила:
– Господи, каких только слов не нахватался наш сын: атомы, молекулы. Это в его-то возрасте! Что мы услышим через год-другой?
– Новые слова, – сказал папа. – Электроны, фотоны, нейтрино. – Папа назвал еще какие-то слова, но я их не запомнил. – Не забывай, дорогая, что современные дети развиваются куда быстрей, чем мы в их возрасте.
Но мама не слушала папу. Она посадила меня к себе на колени, стала целовать мой лоб и говорила папе:
– Ах, милый, не морочь мне голову! Ты что, не видишь, что наш ребенок заболел? У него жар сто миллиардов градусов! Немедленно звони в «скорую»!
Папа сказал на это:
– Успокойся, дорогая. Наш сын изложил своими словами теорию Большого Взрыва. Увидел, наверное, научно-популярную передачу по телевизору.
Мама рассердилась.
– В какой научно-популярной передаче можно услышать про бабах-тарарах-трах-тах? И что это значит – бабах-тарарах-трах-тах?
– Это мой друг, – сказал я. – У него такое имя.
– Час от часу не легче. – У мамы на глазах появились слезы. – У нашего сыночка начался бред. Срочно вызывай «скорую»!
– Дорогая, не пугай себя и ребенка, – сказал папа. – Бабах-тарарах-трах-тах – это просто другое название энергии. Нашему сыну трудно выговорить слово «энергия», вот он и придумал понятное любому ребенку бабах-тарарах-трах-тах.
– Да? – Мама еще больше рассердилась на папу. – А ты не обратил внимания на то место в рассказе нашего сына, где он рассуждал о том, что бывает, когда ничего не бывает, и что значит всё-всё, когда нет ничего?
Папа, стараясь успокоить маму, как можно мягче сказал:
– Обратил. И порадовался тому, что наш сын так просто изложил свое понимание закона, по которому энергия не возникает из ничего и не исчезает. Сегодня каждый ребенок знает, что энергия переходит из одной формы в другую и, таким образом, связывает воедино все явления природы.
Мама успокоилась лишь тогда, когда отнесла меня в мою комнату, уложила в постель и поставила под мышку градусник. Температура у меня оказалась не сто миллиардов градусов, а тридцать шесть и шесть. Поцеловав меня и пожелав спокойной ночи, мама ушла, а я, оставшись один, тихо позвал: