Раскладываю странное лото. Коробки разных размеров. Там лежат деревянные фишки с номерами. Я рассматриваю номера и удивляюсь. Потому что там очень много фишек-номеров от одного до десяти и от девяноста до ста. И очень мало «серединных» номеров, так сказать. Чем ближе к середке (к сорока – шестидесяти), тем меньше фишек. Раскладываю их на столе – получается какой-то «антигаусс». То есть распределение как бы «наоборот от нормального»; всегда ведь бывает так, что самого маленького и самого большого – мало, а среднего – много. Никак не могу понять, кто сделал такое лото и что он имел в виду.
Опять – в который раз – очень неприятный разговор по поводу всей моей бывшей жизни.
Почти как во сне 27 января, тот же перечень, только еще тяжелее и обиднее.
Тогда меня обвиняли просто в ужасающем легкомыслии, но не более того. Ну, дурачок, ну, мотылек, ну, попрыгунчик. Но сегодня меня обвиняют в том, что я нарочно портил жизнь себе и близким, нарочно обижал людей…
Едва утерпел, чтобы не вскочить и не заорать: «Что вы от меня хотите, это моя жизнь, и я прожил ее так, как мог, умел, хотел! Не хотели жить со мной, с таким глупым и подлым, – так и не жили бы! Отстаньте!» Но я молчу и киваю, киваю и молчу.
Второй сон. Выжимаю тряпку
Выполаскиваю ее в ведре. Воду выливаю в раковину.
Вижу, как в грязной струе длинные черные волосы устремляются в сток. Ненавижу, когда волосы в раковине, на ее стенках и обводах! Ненавижу, когда сток забит волосами! Ненавижу, когда хоть один волос в стоке, залипает на белой крестовине или на серебряной сеточке. Ловлю волосы, икая от омерзения, сдерживая тошнотные движения в горле. Вытягиваю их наружу, ищу бумажку, куда бы их завернуть, чтоб выбросить в помойное ведро или в унитаз. Удивляюсь, почему они такие толстые, черные, жесткие, длинные – неоткуда у нас в доме таким взяться.