– Когда я была маленькая, – начала поэтесса скрипучим голосом, разведя руки в стороны, – я шла с кувшином к роднику, чтобы принести домой воды. Из-за царственных острых гор вставало солнце, и луч солнца отразился в серебре моего начищенного мелом кувшина. И я сказала: «Да, я буду поэтом». Так, во мне до сих пор живет та девочка с длинными косами, готовая вскарабкаться на вершину Акаро, чтобы увидеть восход солнца и радугу, сотканную из частиц рассеивающегося утреннего тумана.
Далгат ерзал на стуле, смотрел на седой затылок Халилбека и ждал, когда сможет подойти поближе и выманить его в коридор. Но тут Халилбек обернулся к Далгату и оказался вовсе не Халилбеком, а работником какой-то из коммунальных служб, часто виденным по местному телевидению. Почувствовав досаду, Далгат снова оглянулся кругом и увидел рядом с собой худощавого черноусого мужчину с буханкой белого хлеба под мышкой. Буханка под мышкой так удивила Далгата, что некоторое время он молча сидел, разглядывая паркетный пол, а потом обратился к черноусому с вопросом:
– Извините, Халилбек здесь, не знаете?
– Ушел, – отвечал мужчина. – И я пойду уже, часа три сидим, скучно здесь.
– Точно ушел? А куда? – переспросил Далгат.
– Он речь сказал, а потом убежал, на свадьбу спешил. Сюда, в «Халал», у моря.
Далгат вспомнил, что тетя Наида что-то говорила про свадьбу Залбега. Вокруг громко и упорно захлопали, отчасти перекрывая скрипучий голос. По-видимому, речь народной поэтессы затягивалась или шла по неправильному руслу.
– Когда меня обступало лицемерие, – надрывно говорила поэтесса, – я бежала в родной аул и прижималась щекой к его вековым камням. Сила духа предков передавалась мне через эти камни, и я думала: даже превратившись в камень, можно сохранять теплоту души… Я…
Аплодисменты возобновились. Откуда-то с букетом роз выбежал заметно нервничавший ведущий презентации. Он преподнес Патимат цветы и, выждав несколько минут радостных оваций, увел поэтессу вон. Гюль-Бике продолжала торжественно улыбаться.
Внимательно оглядев зал и еще раз убедившись, что Халилбека нет, Далгат начал пробираться к выходу. Тем временем к столу президиума, держа в полных руках микрофон, вышла кокетливая полнозадая дама в блестках.
– Вай, я так волнуюсь, потому что мне предстоит спеть песню на стихи самой Гюль-Бике, – пояснила женщина звучным голосом.