– Эй, кто здесь? – на всякий случай позвал Эдвард, потянувшись к принесенному с собой фонарю. Крысы, должно быть, на таких судах их всегда полно, поспешно решил он, но голос разума настойчиво повторял, что звук был слишком громким для крысы и явно мог быть издан лишь существом заметно крупнее…
Соседний отсек оказался заперт – хотя Дойли отлично помнил, что Джек категорически запрещал подобное, доказывая, что воровать все равно особо и нечего, а вынуждать матросов каждый раз бегать за ключами к Макферсону нецелесообразно. На всякий случай Эдвард все же постучал по двери отсека – сперва костяшками пальцев, затем уже кулаком:
– Эй, у вас там все в порядке? Может, откроете?
Ответом ему послужила тишина – настолько гробовая, что на какой-то момент мужчина даже усомнился: быть может, тот случайный звук ему просто померещился? Но затем в отсеке что-то отчетливо скрипнуло, проскребло по доскам пола, и раздался странный, почти жуткий стон, больше похожий на невольно вырвавшееся из груди сдавленное рыдание. Эдвард, похолодев, с остервенением забарабанил кулаком в дверь.
– Мистер Дойли! Вы что творите? – донесся до него с противоположного конца коридора голос Эрнесты. Даже в густо-буром полумраке было отчетливо видно, насколько она казалась удивленной и встревоженной.
– Там кто-то есть. Что-то происходит! – сцепив зубы, Эдвард снова дернул на себя позеленевшую медную скобу. Мгновение Эрнеста колебалась, затем направилась к нему и решительно постучала в дверь.
– Что там такое? Вы что-нибудь слышали? – взволнованно спросила она и снова хлопнула по двери ладонью. В отсеке молчали. – Надо позвать на помощь, – уже тише и тверже прибавила она, но Эдвард просто отступил на шаг назад:
– Отойдите!
Во рту у него внезапно стало сухо, виски разом заныли с новой силой: а ну как не получится, и он снова, уже окончательно, опозорится перед своей вечной настойчивой заступницей? Но хлипкая дверь послушно задрожала под его плечом, всхлипнула, пытаясь устоять – и распахнулась с жалобным взвизгом. Сухого стука упавшей на пол оторвавшейся щеколды он уже не услышал.
В отсеке на переброшенной через потолочную перекладину веревке, словно мелкая рыбешка, попавшая на крючок, болталось, выгибаясь с жуткими хрипами, полуголое худое тело. Эдвард, с ужасом уставившись на него, даже не заметил, как успел споткнуться об опрокинутую табуретку и едва не рухнул на пол.