– Я не хочу вашей смерти, – невпопад ответил Эдвард и поспешно кивнул: – Да, я… Это был я. Мне показалась, что он заслуживал христианского погребения.
– Заслуживал… – тихо подтвердила Эрнеста. Ветер развевал ее темные волосы, скрывая лицо, и Эдварду оставалось лишь наблюдать за тонкими смуглыми пальцами девушки, выстукивавшими какой-то замысловатый мотив на нагретом дереве планшира. Внезапно она обернулась и впервые посмотрела на него своими внимательными черными глазами: – Почему Джек зовет тебя подполковником?
– Ч… Что? – задохнувшись, словно от удара в самое сердце, почти прошептал Эдвард. От неожиданности он даже не сообразил, что можно было бы отшутиться или солгать.
Лицо девушки осталось невозмутимым и, что удивительно, совершенно серьезным:
– Он ненавидит тебя, но все же принял в команду; поручает самую черную работу и разрешает измываться над тобой остальным; легко мог бы рассчитать тебя за пьянство, однако ему, очевидно, доставляет куда большее удовольствие видеть тебя в таком состоянии – значит, оно когда-то было иным. Кто ты такой?
– Меня зовут Эдди-Неудачником, – криво усмехнулся мужчина. Эрнеста улыбнулась уголками губ:
– А как звали раньше?
– Раньше… – еле слышно вздохнул он. На душе стало невыносимо тоскливо и горько, но вместе с тем и спокойно – что ещё может быть страшно для него? – Подполковник Эдвард Дойли. Я получил назначение в Нью-Лондон шесть лет назад.
– И что же произошло с вами, мистер Дойли? – тихо спросила Эрнеста. Он неловко отвернулся, запустив пальцы в сальные, давно не мытые волосы:
– Это… Это не ваше дело, и я не понимаю, зачем вы спрашиваете. – Ему самому почему-то мучительно хотелось рассказать обо всем, хоть с кем-то поделиться своими несчастьями – пусть даже с этой девушкой, вынесшей не менее страшное горе. – Знаете, когда… когда кажется, что ты наконец добился всего – признания, положения в обществе, какого-никакого благосостояния… и все это вдруг оказывается совершенно бессмысленно… на многие вещи начинаешь смотреть иначе.
– Да, это правда, – легко согласилась девушка, и Эдвард вновь почувствовал раздражение: что-то было в ней такое, что мешало ему вернуться к уже ставшему привычным существованию от одного сделанного украдкой глотка рома до другого, в промежутках между которыми – опять те заплеванные ступени, доски, грязные котлы на камбузе, тычки, насмешки, чужие любопытные взгляды: сколько он ещё продержится? Здесь была эта странная девушка с черными глазами и высокими испанскими скулами, говорившая по-английски без малейшего акцента, в одежде с чужого плеча – и словно окруженная вихрем стремительного и непрерывного движения, так, что даже воздух вокруг нее будто чуть рябил и искрился, как вода под солнечными лучами.