– Слушай, Нонагесимус, – сказала Гидеон, выбитая из равновесия и встревоженная. – Кончай уже. Не делай… что ты там собиралась делать. Отпусти меня.
– Ты так просто не уйдешь, Нав, – сказала Харрохак. Подбородок у нее дрожал.
– Пнуть тебя на прощание?
– Заткнись! – рявкнула Госпожа Девятого дома и добавила жутким голосом: – Я меняю условия. Честный бой…
– И я ухожу безнаказанной? Я не дура.
– Нет. Честный бой, и ты уходишь с патентом. Если я выиграю, ты сходишь на сбор, а потом уйдешь с патентом. Если проиграю – уходи прямо сейчас. С патентом.
Она подхватила пергамент с земли, вытащила из кармана перо, сунула его в рот. Оно вышло из щеки, покрытое кровью. Очередной трюк, решила Гидеон.
Харроу подписала документ. Пеллеамена Новенариус, Преподобная мать Запертой гробницы, Госпожа Дрербура, правительница Девятого дома.
– Это подпись твоей матери, – заметила Гидеон, чувствуя себя очень глупо.
– Я не собираюсь подписываться собственным именем, идиотка. Вся игра потеряет смысл.
Гидеон видела красноту в уголках ее глаз. Розовые белки человека, который не спал всю ночь. Она протянула купчую, и Гидеон жадно, бесстыдно схватила ее, сложила и засунула глубоко под рубашку и под нагрудную повязку. Харроу не вздрогнула.
– Соглашайся на дуэль со мной, Нав. На глазах у моего маршала и у охраны. Честный поединок.
Ко всему прочему, Харрохак была изготовительницей скелетов, и то, что она предложила, обуянная гневом и гордыней, не было честным боем. Плоть от плоти Девятого дома, она обезоружила себя, вступая в бой без тел, которые могла бы поднять, и без единой косточки, которая могла бы прийти на помощь. Гидеон только раз видела Харроу в таком настроении и думала, что этого больше никогда не случится. Только полный ублюдок согласился бы на такую дуэль, и Харрохак знала это. Только завзятый подонок пошел бы на такое. Это было бы жестокое избиение.
– Если я проиграю, то пойду на твое собрание, а потом уйду с патентом.
– Да.
– Если выиграю, уйду с патентом прямо сейчас.
На губах Харрохак виднелась кровь.
– Да.
Над головой завыл рассекаемый воздух. Прожектор зашарил по шахте. Шаттл наконец-то приближался к дыре в земной оболочке. Гидеон посмотрела на часы. Две минуты. Гидеон быстро ощупала Преподобную дочь: руки, торс, ноги, осмотрела сапоги. Крукс завопил от ужаса и отвращения. Харроу ничего не сказала, но молчание ее было презрительнее слов. Но ведь на одной мягкости далеко не уедешь. Слово Дома твердо, словно железо. Тверже железа.