Она его поняла правильно.
– Видите ли, уважаемый Павел Иннокентьевич, – начала она, – ваша дочь позволила себе забыть о девичьей гордости и отдаться недопустимым в школе чувствам. Я сама, своими глазами видела их нежные рукопожатия под партой.
Мужчина онемел от удивления. Такого не может быть, просто не может.
– Но этого мало, – вела дальше осмелевшая от нахлынувшей волны возмущения Анна Тимофеевна, – её героем стал Егор, хулиган и шантрапа, вдобавок ещё и из неблагополучной семьи. Это же просто недопустимо!
Павел Иннокентьевич изменился в лице – услышанное больно ударило по его чувству собственного достоинства и отцовским ожиданиям.
– Хорошо, – сказал сдержанно, стараясь не выдать взыгравшей в душе бури, – я поговорю с дочерью и пресеку эти отношения, вырву их с корнем.
Учительница согласно закивала. Конечно, только так, только с корнем.
– А я приму свои меры, – добавила. – У меня они больше миловаться не будут.
И два взрослых человека расстались, весьма довольные достигнутым взаимопониманием и в полной уверенности, что сообща они справятся с этой неприятной проблемой без лишнего шума.
Возвратившись домой, Павел Иннокентьевич отказался от ужина и сразу же увёл дочь в свой кабинет для серьёзного разговора. Таким сердитым Тася не видела отца никогда. Он и раньше-то ласковым не был, держал дочь в строгости. Но сегодня холодная ярость в его глазах поразила девочку.
– Ты что же это себе позволяешь, дочь? – сурово начал он. – Хочешь отца опозорить?