И тут, в последний день сентября, вечером, герцогиня ощутила первые схватки. Верная Нэн тут же увела её в приготовленные покои и подняла на ноги всю челядь. Забегали слуги с вёдрами, женщины готовили колыбельку и всё необходимое для младенца, прибежала оповещённая заранее повитуха. Роды начались. И сразу стало ясно, что эти роды не будут похожи на прежние. Тогда ей удавалось родить довольно легко и быстро. Сейчас же пошли тягостные часы боли и ожидания. После каждого приступа схваток силы герцогини таяли, и казалось, что со следующей волной боли ей уже не справиться. Но волна накатывала, и она опять, сцепив зубы, терпела, не желая уступать отчаянному желанию кричать и выть, как волчица.
– Кричите, миледи, кричите, – подбадривала её повитуха. – Кричите, вам будет легче. Все женщины кричат в родах. Для родильной боли всё едино, кто находится в её власти – пресветлая ли герцогиня, простая селянка или сама королева Англии. Всем больно, и все кричат. Не надо терпеть. С криком выходит боль, и вы помогаете своему ребёнку.
Герцогиня глянула на старую женщину побелевшими от боли глазами и кивнула. А когда пришла следующая волна, закричала во весь голос. Странно, но действительно стало легче. Так и воевали они с болью. Герцогиня кричала, повитуха мягко ощупывала и поддавливала огромный, как гора, живот, а Нэн держала её за руку, сжимая и поддерживая. Она, казалось, вливала в хозяйку свои силы. И только ближе к полуночи следующего дня хлынули, наконец, воды. Их было так много, что, казалось, можно затопить всю комнату. Живот слегка опал, а боль усилилась. В промежутках между частыми и сильными схватками герцогиня слышала, как за окном бушует непогода. Но сил оставалось всё меньше. И вот, уже после полуночи, сильнейшая боль снова резанула герцогиню, и почти теряя сознание, она услышала взволнованные слова повитухи:
– Тужьтесь, миледи, тужьтесь. Уже скоро.
Она послушно натужилась, и тут же почувствовала, как ребёнок выскользнул из её тела. Уже погружаясь в спасительную тьму, она напрягла последние силы и еле слышно прошептала, глядя на Нэн:
– Ребёнок… жив?
– Жив, миледи, жив, – со слезами на глазах проговорила верная Нэн. – Маленький, слабенький, но живой. Мальчик, миледи.
Герцогиня удовлетворённо вздохнула и провалилась в глубокий, без сновидений, сон. Она не чувствовала, как отошёл послед, вытолкнутый умелыми руками повитухи, не видела, как суетились вокруг неё женщины, и не слышала первого крика своего младшего сына. Она спала.