– Хочешь сказать, что не видел этих баксов?
– Не видел!
– Никогда? – подсек Каюк.
– Никогда, – подтвердил молодой, не чувствуя подвоха.
Таран повернулся направо, где у обшарпанной стены под высоким окошком велся этот гнилой базар. Молодого ловили на слове, а тюрьма – это такое место, где приходится отвечать за свое любое, самое пустяковое утверждение. Если ты не уверен, что разбираешься, например, какова мощность двигателя «Тойоты» определенной марки, то лучше не спорить, а помалкивать в тряпочку. И так в любом разговоре, даже самом невинном. Каждая фраза может быть воспринята буквально, и тогда держись! Сказать, что плевал на кого-то, все равно что плюнуть. Заявить, что никогда не видел денег, – нагло соврать. А за ложь и к ответу привлечь могут.
Не то чтобы Тарану было жаль лопоухого толстолобика, заглотившего наживку, но Каюк ему активно не нравился, поэтому он неохотно процедил:
– Э, молодой! За делюгу молчи. Имеешь полное право.
– А мы уже не за делюгу, – ощерился Каюк, – мы за баксы, которых Витек никогда в жизни не видел. Я ничего не путаю, Витек? Отвечаешь? Ну, повтори: я никогда в жизни не видел баксов. Громко повтори, чтобы все слыхали.
Совсем запутавшийся Витек открыл было рот.
– Ша! – произнес Таран. – Ну-ка сам повтори, Каюк. Что ты только что сказал?
Физиономия Каюка перекосилась, словно он хлебнул уксусу.
– Ну? – усилил нажим Таран. – Давай. Помнишь, что только что прочирикал? Нет? Тогда напоминаю, ты сказал, что никогда в жизни не видел баксов. Я свидетель. Сам-то ты за базар отвечаешь?
Витек, начавший что-то понимать, прикусил язык. В камере стало тихо. Нехорошая это была тишина, опасливая, выжидательная.
– Не много на себя берешь, Таран? – спросил Каюк, поглядывая на примолкшую братву за столом. – Тут у нас, паря, не богадельня. Ты ничего не попутал?
– Гляди сам ничего не попутай, – предупредил Таран. – А то не заметишь, как на пальме окажешься.
Подразумевались верхние нары, где обитали рядовые, самые бесправные заключенные. Воры никогда не ютились на «пальмах». Для них это было западло.
Услышав намек, Каюк побледнел от злости. А Таран как ни в чем не бывало продолжал:
– Загоню наверх, будешь до скончания века шишки африканские собирать. Вопросы есть? Претензии? Нет? Тогда тема закрыта.
По камере пронесся общий выдох. Каюк метнулся к столу, что-то тихо заговорил, озираясь через синее от наколок плечо. Оловянные глазенки его были переполнены ненавистью. Стальные зубы скрежетали от возмущения.