Уже начало смеркаться, когда наконец выбрался из душных объятий
столицы. Мелькнула знакомая бензоколонка на пересечении с Рижской
трассой. Здесь уже можно вздохнуть свободнее. Включить музыку и под
сочный бас кобровских прямотоков насладиться дорогой.
Не получилось…
Последнее, что я успел заметить, – это здоровый джип,
вылетающий на трассу с узкой второстепенной дороги. Заляпанный
грязью, словно только что вырвался из преисподней. Мелькнула
удивленная харя водителя за стеклом, и в моем горле застыл крик,
разорванный страшным ударом. Калейдоскопом пронеслись какие-то
видения. Еще удар! Закружилась темнота, мерцающая цветными
сполохами звезд. Все – мир перестал существовать.
Сознание возвращалось медленно. Словно оттягивало встречу со
страшной реальностью и лишь поэтому не отпускало из трясины
забытья. Как бы там ни было, но жизнь брала свое. И окружающий мир
обрел звуки и краски. Появились запахи. Они были чужими и
незнакомыми. Пряный аромат, который напоминал о горных долинах.
Странно. Я ждал другого возвращения. С едким запахом гари, сиренами
«скорой помощи» и вкусом крови. Боли не было. Почти не было.
В тот момент я почувствовал, что кто-то теребит меня за рукав.
Открыл глаза и увидел во́рона. Большого иссиня-черного ворона,
который сидел на земле рядом с моей рукой и дергал за блестящую
застежку-молнию на манжете. Даже когда я шевельнулся, ворон не
улетел. Важно отошел в сторону и покосился черным глазом. На левой
лапе блеснуло маленькое кольцо из белого металла. Заметив признаки
жизни, птица обиженно каркнула и наконец улетела, тяжело взмахивая
крыльями. Бред какой-то…
Я лежал на боку. Одна рука затекла и плохо слушалась. Как-то
умудрился сесть и обвел взглядом окрестности. Жутко болела голова.
Вспомнил аварию и поморщился: удивительно, что голова вообще на
месте! Шлема нет. Даже подшлемник сорвало. Еще бы – такой
удар! Нет, я все-таки брежу… Вместо летнего Подмосковья увидел
далекие горы с белыми шапками заснеженных вершин и большой зеленый
луг с разноцветными пятнами бутонов. Зелень была такой яркой и
сочной, что я зажмурился. Бред. Но когда еще буду так красиво
бредить? Надо любоваться, пока не очнулся в белых покоях
Склифосовского. В лучшем случае.
Открыл глаза и прищурился. Яркий солнечный свет ударил по глазам
и тотчас обернулся жестокой головной болью. Надо вставать. Тело
слушалось плохо, но чего только в бреду не сделаешь. А это значит,
что можно не обращать внимания на мелочи.