– Чижик… Объясни Убиигу, что случилось. Скажи ему, что я – это я.
Он вышел из аптеки. На кухонном столе стояла миска поздних персиков.
Фу.
Но ведь я люблю персики!
Раньше любила. А теперь меня злило само их присутствие.
На медленном огне томилось жаркое к обеду. «Интересно, – подумала я, – сумею ли я выудить оттуда мясо и потерпеть привкус морковки и лука?»
Вернулся Чижик – и поник.
– Я почему-то думал, что ты снова станешь собой.
– Я – это я и есть. – Отвести взгляд от его мясистых ляжек мне удалось не без труда. – Что говорит Убииг?
Жаркое подождет. А Аидиу – нет.
– Я не смог ему сказать. Слова застряли в горле. По-моему, фея меня так заколдовала, чтобы я молчал.
А я сама – я смогу все рассказать? Я схватила корзинку и выскочила за дверь.
При виде меня Убииг завизжал.
Я попыталась объяснить ему, что со мной стряслось, но слова и вправду застряли в горле – я едва не задохнулась.
Убииг вскочил на своего гигантского тяжеловоза и пришпорил его. Вопли ужаса затихли вдали. Я смотрела ему вслед: все-таки с расстоянием он становился чуточку меньше.
Если Аидиу не лечить, она умрет. Огры быстроногие, так что я пустилась бежать, прижав корзинку к груди и спотыкаясь в драных башмаках. Улицы Дженна пустели передо мной, будто Люсинда и их заколдовала.
За городскими воротами я остановилась и скинула башмаки. К счастью, ступни у огров мозолистые, так что дорожная грязь и щебенка им нипочем. Я снова пустилась бежать.
До усадьбы Аидиу от города десять миль. Я понадеялась, что огры выносливые. Убииг впереди перевалил за холм. Поскольку он был высоченный, да еще и на лошади, голова его оставалась видна довольно долго, но потом он скрылся в долине.
Я снова подумала о Чижике. Вот болван! Вкусный, сочный болван!
Фу, гадость! Мне захотелось выпрыгнуть из собственной шкуры, будто огр был просто внешней оболочкой. Я выпустила ручку корзинки и коснулась лица, уповая на чудо.
Чуда не произошло. Щека была волосатая. Чтоб ее, эту безмозглую фею!
Почему мне все время лезут в голову мысли, что кто-то глупый? И что, если ты огр, тебе положено постоянно злиться?
Дома у нас в сарайчике висит половина говяжьей туши без всякого привкуса овощей. Я съела бы ее сырой. Маме на это смотреть необязательно.
Я все мчалась и мчалась вперед огромными скачками, и тут к тоске и ярости примешалось новое чувство – радость от того, что ноги у меня такие мощные, мышцы – такие крепкие, дыхание – такое глубокое.