Книга о Петербурге - страница 29

Шрифт
Интервал


О подмостках речь впереди, а сейчас о стене два слова.

Она не загораживает. До нее метров сто. Речь идет о стене Иоанновского равелина с одноименными воротами, чуть отнесенными влево от направления взгляда волхва, низвергнутого с небес. Барельеф на фронтоне аттика Петровских ворот расположен высоко над землей, так что не надо за Симона переживать, видит он далеко, стена ему не помеха. В петровские времена, когда Иоанновский равелин был еще древо-земляным (впрочем, как и вся крепость), не мог он тем более притязать на ограничение кругозора низвергнутого кудесника. Каменные стены, скорее для солидности, чем для обороны, стали возводиться уже после Петра – в 1731-м.

Да и вообще Петровские ворота – единственное сооружение в крепости, которое с петровских времен сохранилось в почти нетронутом виде. Обстоятельство, подтверждающее значение нашего выбора: Симон как субъект восприятия – это нечто вообще уникальное.

В самом деле, первый в городе памятник (а Петровские ворота по-всякому памятник), воздвигнутый задолго до Медного всадника, сохранился вполне, и даже в его наиболее уязвимой части – деревянном барельефе (респект реставраторам), тогда как исчезло множество монументов поздних эпох; в одном только XX веке счет потерь на сотни идет (на одну-две, без преувеличения). Бронзовые конные статуи пошли в переплавку, гранитные кумиры не уцелели, а деревянный барельеф по нашим масштабам допотопных времен (кажется, каламбур? – главные наводнения действительно впереди) словно вызов бросает – всему – времени, климату, смене общественных настроений. Кстати, да: корону с двуглавого орла, украшающего эти ворота, в свое время скинули, но на волхва и с небес его низвергающего апостола покушений не было.

Надо бы добавить, что эти ворота часто называют триумфальными. Действительно, они построены по образцу триумфальных ворот, воздвигнутых тем же Трезини в Нарве, – это когда Петр в 1704 году, через четыре года после жуткого поражения от Карла XII, наконец овладел городом. О нарвском триумфе (иначе – реванше) и должен был напоминать весь облик главных ворот новой крепости на Неве. А шире – это памятник вообще русским победам в Северной войне, о чем, собственно, и сообщает нам барельеф с низвержением возгордившегося неудачника.

Ибо этот гордец, падающий вниз головой, символизирует вполне определенную личность – Карла XII.