Мама точно определила мое настроение, как только я поднялся к ней. Она протянула ко мне руки и миролюбиво произнесла:
– Крис, пожалуйста, не вини меня. Я думала, у нас будет просто семейный ужин. Я даже понятия не имела, что папа собирается превратить его в благотворительный прием.
– Что, в самом деле?
– Твой скепсис понятен, но это правда.
За ее спиной нанятый персонал из кейтеринговой компании под руководством нашей домоправительницы Лисли раскладывал приборы. Я посчитал их.
– Мам, тут шестнадцать приборов! – воскликнул я.
– Знаю, – ответила она. – Извини.
– И где же все?
– Пока не все приехали. А те, кто приехал, сейчас в ветлечебнице.
– Мама, – предупредил я.
– Знаю, мне не следует произносить это вслух, – сказала она. – Я исправлюсь. Они в «зале трофеев».
– Значит, это не обычное сборище идиотов.
– Ты же знаешь своего отца. Пускает пыль в глаза новым толстосумам. Это было бы вульгарно, если бы не действовало так эффективно.
– Что не отменяет вульгарности, – заметил я.
– Не отменяет. Но ведь действует, – возразила мама.
– Папе не нужны их деньги, чтобы стать сенатором.
– Твоему отцу нужно, чтобы они поверили, что он заинтересован в их капиталах. Вот почему он берет их деньги.
– Да-а, тут никаким вероломством и не пахнет.
– Что ж, для избрания твоего отца нам всем нужно постараться. А как твой второй день?
– Интересный, – сказал я. – Работаю над одним делом по убийству. А еще, мне кажется, я нашел себе квартиру.
– Я по-прежнему не понимаю, зачем тебе квартира, – сердито проговорила мама.
– Мам, ты единственный в мире человек, для которого разговор о моей квартире интересней разговора об убийстве.
– Мне кажется, ты увиливаешь от ответа, – напомнила мама.
Я со вздохом поднял руку и принялся загибать пальцы:
– Во-первых, затем, что добираться каждый день из Потомак-Фоллс до Вашингтона – удовольствие не из приятных, и ты это знаешь. Во-вторых, потому, что мне двадцать семь и уже как-то неприлично жить с родителями. В-третьих, мне надоедает выступать средством наглядной агитации для политических амбиций моего папочки. И с каждым днем все больше.
– Крис, это нечестно.
– Брось, мам. Он ведь и сегодня устроит то же самое. А я больше не пятилетний малыш, которым можно козырять на слушаниях в конгрессе для сбора пожертвований на хаденов. Господи боже, я же теперь федеральный агент. Выставлять меня напоказ уже даже противозаконно. – Я почувствовал острую боль, когда действие обезболивающих совсем закончилось, и невольно приложил руку к щеке.